Сибирские огни № 11 - 1972

— A-a,— сказал он, не отрываясь от работы.— Это вы? Денек-то какой!.. — Как же так можно? —- возмутилась Виктория Антоновна,— Это же мальчише­ ство. Ксения насмерть перепугалась. Что тебе доктор сказал? А ты что делаешь? — А я, матушка Виктория Антоновна, пишу с натуры,— пояснил Иван Ивано­ вич, и нелья было понять, смеется он или всерьез говорит.— Я всю жизнь писал с на­ туры, иначе не могу. Что ж мне делать, по-вашему? — Лежать. — О! — сказал он.— Это не уйдет от меня, поверьте.— Потом взглянул на дочь. На лице ее все еще как бы лежала тень пережитого, мягким движением он привлек дочь и тихо, виновато добавил: — Ну что ты, право, все будет хорошо, уверяю тебя. — А твоя нога?— сказала она. — И нога, разумеется... Я ведь осторожно, ползком добирался. Все будет хоро­ шо. Поверь. И сам хбтел, очень хотел этому верить. Зимой он написал «Заброшенную мельницу», «Пруд в старом парке» и закончил «Корабельную рощу». Все ему удавалось в эту зиму — картины и рисунки. Опять мно­ го и охотно рисовал пером и уже заранее настраивался на выставочный лад — не лю­ бил подолгу держать своих картин в мастерской, в конце концов, не для себя пишет. Но. всякий раз, когда картины были подготовлены к очередной выставке и оставалось их только упаковать и отправить, беспокойство и неуверенность овладевали художни­ ком. Он подолгу стоял у полотен, внимательно разглядывал их и с сомнением качал головой: «Я как будто слепой становлюсь у своих картин, ничего не могу разглядеть — ни плохого, ни хорошего...» И когда ему говорили, что новые его картины не хуже прежних, особенно «Корабельная роща» и «Пруд», он с недоверием относился к этим словам, думая, что друзья по доброте своей шадят его, стараются успокоить. И не мог успокоиться до тех пор, пока не открывалась выставка — тут все становилось на свои места: шишкинские пейзажи пользовались неизменным успехом, и лучшие музеи считали за честь иметь их в своих коллекциях. Седьмого марта 1898 года, в субботу, состоялось торжественное открытие Импе­ раторского Русского музея. В полдень в главном зале Михайловского дворца собра­ лись художники, профессора Академии, явилось придворное духовенство с протопре­ свитером Янышевым во главе, певческий хор. Начали съезжаться знатные гости. С минуты на минуту ждали прибытия императора, боялись, что поднявшийся ночью невиданный снегопад помешает высочайшему присутствию. Но ровно в три четверти второго, как и предполагалось, розовый с холода, веселый и улыбающийся государь вступил в распахнутую дверь. Управляющий императорским музеем великий князь Георгий Михайлович и хранители музея Боткин и Бенуа кинулись навстречу. Хор дружно и слаженно грянул «Боже, царя храни...» Свистел за окнами холодный ветер, вздымая и неся по улицам Петербурга тучи снега. А здесь — блеск золоченых рам с портретами сильных мира сего, сверканье хрустальных подвесок, шелест модных платьев. Начался осмотр музея. Боткин и Бенуа шли рядом, давали пояснения. Царь шу­ тил и был любезен, пытался завязать умную беседу и несколько раз упомянул в раз­ говоре великого Рафаэля. Останавливались у картин известных русских мастеров, и царь, тыча пальцем в то или иное полотно, коротко и властно говорил: «Эту купить. И эту тоже». — А это. ваше величество,—сказал Бенуа,— наш известный пейзажист... — Знаю, знаю,— перебил царь.—Шишкин. Отменная картина. Как она назы­ вается? — «Корабельная роща», ваше величество. — Отменно! Будет украшением нашего музея. Купить.