Сибирские огни № 11 - 1972

Шишкин вошел в зал. Тут в сборе был, как говорится, весь профессорский цвет —Маковский, Куинджи, Киселев. — Я вас, кажется, от важного дела оторвал, господа? —сказал Иван Иванович. — Важнее некуда,— усмехнулся Куинджи. Профессора просматривали кучу этюдов и рисунков, выбирая, как показалось Шишкину, лучшие из них. «И этот»,— говорил кто-нибудь, указывая на тот или иной этюд, а Киселев ставил где-нибудь на уголочке мелом небольшой крестик, словно под­ писывая приговор. Так дошли до одного из этюдов Шишкина. — И этот!— сказал Куинджи. Шишкину показалось, что произнес это Куинджи громче и даже язвительнее, чем в предыдущих случаях. Рука Киселева дрогнула и опустилась, белая меловая пыль посыпалась на пар­ кет. Наступила тягостная минута общего замешательства. — Ну, что ж вы,— сказал Шишкин,— ставьте крест и на этот. Ставьте, ставьте, чего уж! Повернулся и вышел. И не видел уже — поставил добрейший профессор Киселев «крест» на его этюде или нет. Да и не в том обида, что пошлют его или еще чей-то этюд в одну из далеких провинциальных школ — тут он не видел ничего зазорного, напротив, с удовольствием отдавал свои рисунки и этюды, полагая, что польза от это­ го немалая; его работы имеются и в Полтавской, и в Киевской рисовальных школах, дай бог, чтобы таких школ было побольше. Обидно было, что любезнейшие профес­ сора свели это дело к казенной формальности и «картинки», как изволил выразиться граф Толстой, отбирают по принципу «что нам негоже». Он спустился вниз, молча прошел мимо оторопевшего швейцара. Мысли путались, сталкиваясь, мешая думать о чем-то определенном. Сердце вдруг напомнило о себе, заспотыкалось... Ну, ну! Теперь уже все... Хватит! Теперь уж он не попадется на удоч­ ку хитрых уговоров и не вернется больше сюда... Хватит с него! Он свернул на пятую линию, зашагал к дому, и все ему виделась картина, к ко­ торой приложил руку Куинджи. Казалось, не огонек светится в холодных северных далях, а смотрит с холста злым смеющимся глазом сам хитрейший Архип Иванович. «Убрать надо, затереть,— думал Шишкин.— Чтобы никакого следа. Каков человек, а!». Вечером, как и следовало ожидать, явился Куинджи. Они заперлись в кабинете и говорили в этот раз дольше, чем когда-либо прежде. Только и слышен был приглу­ шенный настойчивый голос Куинджи: «А я говорю, неправда, выдумка... Кому вы по­ верили? А я говорю, не было такого... ничего такого я не говорил о ваших учениках... Выдумки все это. Для чего?» Шишкин вышел из кабинета смущенный, чуть даже растерянный, взглянул на Викторию Антоновну и, махнув рукой, неожиданно мягко и светло улыбнулся: — Ладно, чего уж там... Помирились. Чай будем пить? Но решения своего нс .изменил — и в середине октября подал прошение об от­ ставке. В первые дни испытал какое-то даже облегчение, словно свалил с себя непомер­ ную тяжесть. Сознание личной свободы доставляло удовольствие, хотя, по правде го­ воря, академические занятия не так уж много отнимали времени. Ученики его пере­ шли в мастерскую Куинджи и все реже заходили к нему. И сам Иван Иванович почти нигде не бывал. Только однажды заглянул в мастерскую бывшего своего уче­ ника Шильдера, остался доволен его работами и с возмущением потом говорил: та­ кого художника замалчиваем! В последнее время он уже не мог так часто, как прежде, уезжать далеко от Пе­ тербурга, круг с каждым годом как бы сужался, и Шишкин, горестно вздыхая, не­ ловко шутил: скоро и меня самого, как картину, замкнут в раму. Надо спешить, го­ ворил он. А сил оставалось все меньше, время жестоко обходится с людьми, отнимая у них самое дорогое— молодость, здоровье, а затем и самое жизнь. Думать об этом