Сибирские огни № 11 - 1972

— Туману хватает у меня и в других картинах,— насмешливо он говорил сам се­ бе вслух. С некоторых пор за ним стало такое наблюдаться. — Ну-с, друг мой, а можешь ли ты мне тогда объяснить, чего ты хочешь? — спрашивал он самого себя чуть позже. И отвечал задумчиво, чуть даже печально: — Хочу написать картину правдивую до последнего штриха и вместе с тем, чтоб это была —сказка. Представь себе: вечер, потрескивают дрова в печи, а ты сидишь в кресле, усталый после дневных забот, и держишь на коленях маленькую дочь. И она просит: папенька, расскажи сказку. Ты заметил, что в сказке, как нигде, проявляется душа человеческая? Ну так вот, послушай... А через несколько дней Иван Иванович приготовил холст, натянул его на под­ рамник, придвинул поближе стул и часа полтора, наверное, просидел неподвижно, то ли о чем-то задумавшись, что ли отдыхая и набираясь духу, прежде чем взяться за кисть. Холст стоял чуть наклонно, нетронуто чистый, и на белое поле его ровно ложил­ ся дневной свет. Потом была такая тишина, такое безмолвие, что Виктория Антоновна начала беспокоиться, несколько раз подходила к двери мастерской и тревожно вслушивалась, потом не выдержала и приоткрыла дверь. Иван Иванович в своей старой просторной блузе, широко расставив ноги, стоял у холста и шлепал по нему кистью — палитра в левой руке, кисть в правой. Шлепал по холсту — и все в одном и том же месте, добиваясь, наверное, нужного тона. Викторию Антоновну не заметил, продолжал ра­ ботать. Иногда рука с кистью останавливалась на полпути, замирая, и тогда видно­ было, как прочно стоит он на своих широко расставленных ногах и как напряжена все его тело и сосредоточено лицо. Виктория Антоновна на цыпочках вышла из ма­ стерской, неслышно прикрыв за собою дверь. Пришел Савицкий. — Мажет? — поинтересовался. Виктория Антоновна кивнула. Савицкий улыбнулся и, шутливо приставив к губам палец, направился в мастер­ скую. С тех пор он стал приходить часто и подолгу оставался в мастерской. Замысел Шишкина ему пришелся по душе, и он, по словам Ивана Ивановича, спасу нет, как загорелся. И всячески способствовал, чтобы картина была скорее готова и чтобы пуб­ лика смогла ее увидеть уже на следующей выставке. Константин Аполлоныч прило­ жил к картине и свою руку, великолепно исполнив по эскизу Шишкина медведей. Замужество старшей дочери Иван Иванович воспринял как несчастье. Отныне Лидия уже не Шишкина, а госпожа Ридингер, хозяйка усадьбы Мери-Хови, где-то среди холодных, бесприютных скал на берегу Финского залива... Госпожа Ридингер! Прощай милая, славная девочка, я уже не в силах что-либо изменить. Но письма дочери не дают повода о чем-либо жалеть и печалиться —Лидия всем довольна: жизнью, мужем, природой тамошней, «неброской, но удивительно своеобраз­ ной... Так и просится на холст (это уж она, конечно, отца подзадоривает), приезжай, сам увидишь». Надо съездить, посмотреть, решает он. Раз в неделю, по средам, у него собираются художники. Разговоры идут долгие, грудные, иногда затягиваются до утра. Расходятся все усталые, взвинченные и раз­ драженные. И Шишкин все чаще с грустью повторяет: «Кого нам сейчас не хватает, так это Крамского. Без него мы совсем стали безголовые». Причиной споров и разногласий была Академия. — Позор! — говорил Куинджи.— Как эти низкие люди, взяточники, могут воз­ главлять академию, внушать ученикам понятие о высоком искусстве? Позор. Мне ду­ мается, выход один — закрыть Академию, ничего другого она не заслуживает. Шишкин возражал: — Академия тут ни при чем. Не надо забывать, что из Академии вышли Брюл­ лов, Иванов, Федотов. — И вы тоже,— едко добавлял Куинджи.