Сибирские огни № 11 - 1972

картину за картиной, не пропуская ни одной выставки, создал именно в эти годы луч­ шие свои полотна, глубокие по мысли, зрелые по мастерству. «Среди долины ров­ ный...»— одна из таких картин. Мотив, как видно, был навеян полузабытой песней Мерзлякова, и Шишкин, по словам современников, возродил ее своей картиной к жиз­ ни. Картина глубока по содержанию-—и каждый может понять ее по-своему: одним покажется печальным и одиноким этот дуб, другие видят в нем могучего титана, бро­ сающего вызов пространству. Пожалуй, ни в какие другие годы он не создал столько замечательных пейзажей, которые могли бы составить славу не одному художнику — «Лес весной» и «Туманное утро», «Святой ключ близ Елабуги» и «Дубовая роща», «Дубы», «Бурелом» и, нако­ нец, «Сосны, освещенные солнцем». Когда-то Шишкина упрекали за то, что он «изгнал» из своих картин поэзию; теперь его пейзажи полны света и дышат поэзией, а вместе с тем Шишкин, как и прежде, верен своей реалистической манере. — Мне не в чем упрекнуть себя,— сказал он однажды в разговоре с Крамским.— Всю жизнь я шел одной дорогой и буду по ней идти до конца. И нечего мне скры­ вать— все, что я делаю, принадлежит не только мне, потому что один я, сам по себе, ничего не значу. Крамской, ссутулившись, стоял у окна, лицо его было осунувшимся, бледным. Иван Николаевич не так давно вернулся из-за границы, где надеялся подлечиться и отдохнуть, но поездка принесла одни разочарования. Чувствовал он себя совсем плохо. — Да,—согласился он,— вы правы, нам упрекнуть себя не в чем: мы сделали все, что могли. Так не упрекайте ж и других — они тоже выбрали для себя свой путь. Вот и Левитан со своим «Вечером на пашне» на последней выставке... Разве он вас не тронул? И разве не видно уже сейчас, что путь, по которому он идет, ни на ваш. ни на чей-либо другой не похож? Крамской, словно стряхнув с себя какой-то груз, выпрямился и быстро прошелся по мастерской, так ему, видно, хотелось быть легким, прямым на ходу, забыть о своих недугах. Но легкости прежней не было, и, сделав несколько быстрых шагов, он вино­ вато глянул на Шишкина и сел в кресло, тяжело дыша. — Вот видите...— сказал он. И умолк, задумавшись, рассеянно и невесело усме­ хаясь.— Стасов меня утешает, говорит, что если бы я не написал ни одного холста, имя мое все равно крупными буквами было бы вписано в историю нового искусства... Слава богу, за свою жизнь я написал не один холст. И если я войду в историю, так не с пустыми руками...— Он засмеялся тихонько, повеселел,— Удивительное существо человек: ни под каким соусом не хочет уходить бесследно. — На этом и держится жизнь,— сказал Шишкин.— Вы правы, молодые худож­ ники пойдут дальше — и я им от души этого желаю! — но вряд ли они смогли бы это, не будь тех, кто уже прошел свой путь. Даже если допустить, что через многие годы картины наши будут забыты. Мы сделали свое и тем самым позволили другим идти дальше. _ Нет,— возразил Крамской,— Не будут забыты. Ни через десять, ни через сто лет. Я в этом уверен. Зимой 1887 года Крамской умер. Умер в мастерской, работая над портретом своего лечащего врача. И Шишкин с предельной глубиной ощутил, понял, как много значит для него этот человек и что утрата эта для него, может быть, самая тяжелая и невосполнимая. Да и не только для него. — Такого художника уже не будет,— говорил Иван Иванович.— Будут другие, но такого не будет. Никогда. В 1889 году Шишкин создает полотно — «Утро в сосновом лесу». Замысел родился не сразу, не вдруг — сначала он хотел написать просто утрен­ ний лес, туманное утро, но потом передумал.