Сибирские огни № 11 - 1972

танцует с десятилетней дочерью русскую, потом в изнеможении валится в кресло, хва­ таясь за голову, смеется и восклицает: — «Играйте, пойте, о друзья! Утратьте вечер скоротечный!» К этому времени относится портрет Ивана Ивановича, написанный Крамским — «рупная спокойная фигура художника, широкие плечи, высокий лоб, большие ладони, не помещающиеся в карманах... О Шишкине говорили: любая одежда ему тесна, дом ему тесен и город тоже тесен... Зато как он свободно и славно чувствует себя в лесу! Там — он дома, там он — хозяин, царь. 'Теперь они всюду вдвоем, Шишкин и Лагода-Шишкииа, его друг и ж ена—и з мастерской, и в лесных походах. И какие свежие, чистые краски в шишкинских пей­ зажах тех дней, сколько тепла и света, радостного ощущения жизни... Ольга Анто­ новна, стараясь не отставать от мужа, заканчивает к весне небольшой пейзаж «Тро­ пинка» н впервые становится экспонентом передвижной выставки. Летом они едут в Рождественское, поселяются в небольшом уютном домике. Домик стоит на опушке соснового бора. Хвойный запах не выветривается из комнат, даже в низкой бревенчатой бане, притулившейся под горой, постоянно держится чи­ стый сосновый дух. Ольга Антоновна все чаще теперь остается одна, работает побли­ зости.. Ждут ребенка. И в конце июня в их семье появляется новый человек, девочка, Ксения. Куся... Ольга Антоновна еще в постели, слаба, но побледневшее от мук лицо се так и светится счастьем. Дверь в квартире не затворяется — гости, поздравления, шутки... Девочка здоровенькая, горластая. Шишкин не без гордости говорит: — Она же в лесу родилась.— Он берет девочку и держит ее на широкой ладони, Ольга Антоновна пугается: не урони. И оба смеются. — Вика приехала,— говорит Ольга.— Пошли с Лидочкой на реку. Она была в Петербурге, видела Крамского, Иван Николаевич кланяется нам. — Как он, здоров? — Болел, говорит, но сейчас уже лучше... Вдруг она смолкла, щеки ее заметно побледнели, и улыбка, будто забытая на лице, сделалась некрасивой, превратившись в гримасу. Она виновато и растерянно смотрела на мужа. — Что с тобой? — испугался Иван Иванович. Нет, нет, ничего...— успокоила его Ольга.— Это сейчас пройдет. Я полежу не­ много... Хорошо? Совсем немного... Однако боли не проходили, напротив, становились резче и мучительнее. Ухудше- яие наступило внезапно, и поначалу никто не мог ничего понять. Ольга слегла и боль­ ше уже не смогла подняться. Ровно через месяц после рождения дочери она скон­ чалась. Смерть Ольги была для Шишкина столь потрясающей и противоестественной, что в первые дни он чуть было не потерял от горя рассудок. «Какую я утрату понес! — с болью писал он своему старому другу Ознобишину.— Что это была за человек, жен­ щина, жена, мать и вместе с тем талантливая художница, друг и товарищ... Я как ни борюсь и мужаюсь, но тоска и обида гнетет и давит меня...» Ольгу Антоновну похоронили в Рождественском, на Солнечной горке, в сосновом лесу, среди трав и цветов, которые она так любила при жизни. Шишкин бережно со­ брал лучшие ее рисунки, пейзажи и позже издал их отдельным альбомом. Оставаться в Рождественском Шишкин не мог и переехал в Сиверскую, где все заботы и о нем и о детях взяла на себя сестра Ольги, Виктория Антоновна. Трудно сказать, как бы сложилась дальнейшая судьба художника, не окажись рядом этой 'благородной и самоотверженной женщины. Виктория Антоновна осталась в семье Шишкиных навсегда, заменив его дочерям мать. Русская живопись вступала в новый этап — уже заявил о себе Куинджи, появи­ лись первые картины Поленова и Левитана... Но Шишкин, как и прежде, твердо и неуклонно следовал в работе своим принципам — брал за основу натуру. И писал