Сибирские огни № 11 - 1972

— Какое же все-таки волшебство человеческий разум и челове­ ческое сердце. Вот оно что-то знает о вас. Мы с вами говорим, думаем, понимаем друг друга. Непостижимое чудо —разум. Хозяйка слушала не спуская с него глаз, чуть-чуть приоткрыв свежие губы, и на ее лице тенями скользили то изумление, то задум­ чивость. Сами не понимая того, они сидели друг против друга с открыты­ ми сердцами. — А вон на берегу —скала,— продолжал Ковшов.—Несокруши­ мая громадина... Ну что мы по сравнению с ней? Слабые-слабые, кро­ шечные временные птахи. Но мы —мыслим! И эта громадина перед разумом даже не птаха. А —ничто. — Я бы и придумать не смогла таких слов. Птахи? Временные? — Она засмеялась. Осторожно, чтобы не расплескать, поворачивала и поворачивала на столе зажатый в пальцах стакан с вином. —- А вам и не нужно ничего придумывать.— Ковшов тоже за­ смеялся.—У каждого — свои слова. — Спасибо вам, дорогой,—с легким акцентом негромко поблаго­ дарила она. — За что? —ласково, как ребенка, спросил он. — Так... Так просто.—Губы ее вдруг задрожали, она поднялась и быстро ушла к себе. Ковшов не успел понять, что с ней произошло, не успел потому, что какие-то едва уловимые движения ее фигуры, ее рук, когда она уходила, внезапно озарили его память: жену, его жену напоминает эта женщина! Разум понял это не сразу, а сначала это поняло сердце. Та же искренность, непосредственность, душевная открытость и не­ объяснимые перемены в настроении. Только та была по-русски светло­ волосая, светлоглазая, плавная, а эта по-южному порывистая, опален­ ная солнцем, черноволосая. Взволнованный Ковшов поднялся из-за стола и хотел было по­ следовать за хозяйкой, но тут в саду заплакал ребенок, и Ковшов по­ спешил на этот плач. В густой темноте по лицу хлопали ветки, под ногами трещал ракушечник, которым была посыпана тропка. Он нашел Максима у белой клумбы. Внук поднимал с земли упавшую девочку. Ковшов успокоил ее, отряхнул платьице и вместе с Максимом увел ее в комнату, которую снимали ее родители, приехав­ шие на море из Белоруссии. Вернувшись к себе на веранду, дед только хмыкнул, увидев совер­ шенно чумазого Максима. На его тонкой шее — глубокая ложбинка, лопатки резко выдаются. На грязноватой коленке — короста, на пят­ ке — прилипший вар, на спине, с резко выступившим позвоночником — свежая царапина. — Ну, друг, ты совсем избегался,—проворчал Ковшов.—Идем- ка мыться. Оттерев песком вар с пятки, он поставил Максима в таз и при­ нялся намыливать его с головы до ног. Деду это доставляло наслаж­ дение. Когда он обливал внука холодной водой, Максим радостно во­ пил. Вытерев его, он взял мальчишку на руки и понес на веранду. Укутанный в полотенце, влажный, прохладный, Максим уткнулся ему в шею сырыми, взрыхленными волосами и, переполненный горячей неж­ ностью, как это бывало с ним всегда перед сном, проговорил уже слабым, дремотным голосом: — Ах ты, деда мой, деда... Очень, очень, очень я тебя люблю... Тихо вошла хозяйка, спросила: