Сибирские огни № 11 - 1972

вашей «Рдти» и выставка была бы не выставка.—И потише, заговорщицки: — Велено передать: сегодня собираемся у меня на квартире. Будут Репин, Савицкий и иже с ними. Обещал быть собственной персоной Павел Михайлович Третьяков. Он грозит­ ся прямо о выставки забрать вашу картину. Наконец-то, говорит, Шишкин заговорил во весь свой голос...—Это Крамской явно от себя прибавил, и Шишкин, улыбнув­ шись, добродушно отшутился: — Да ведь и нам пора из лесу выходить... % Осенью Шишкин вместе с Крамским, Литовченко и другими художниками ездил е Париж, где открылась всемирная выставка. Он впервые побывал в Лувре и С восхи­ щением отзывался о полотнах Дюпре и Коро. Но, как и прежде, верил в неисчерпае­ мые возможности русского пейзажа, в его прекрасное будущее. Домой Шишкин вер­ нулся полный замыслов и желания работать. Скорее за дело. В Петербурге он снова встретился со своим старым другом Тине и от души по­ здравил его с успехом. Тине по прошествии почти двух десятков лет написал-таки «Бурю на Валааме» и еще несколько пейзажей, за которые был удостоен звания ака­ демика — Ты меня до слез растрогал своей картиной,— говорил Иван Иванович старо­ му другу И не кривил душой — картина пробудила в нем воспоминание о далеких юношеских днях, о первых шагах в живописи. Друзья долго в этот вечер сидели вдвоем, вспоминали родное Закамье, москов­ ское училище, Валаам, делились замыслами и уговорились, если ничто не помешает, будущим летом отправиться в путешествие по Волге... — Россия страна пейзажа,— говорил Шишкин.— Нигде нет таких лесов, такого раздолья и таких возможностей... Шишкина радовала встреча с Гине. Он уверял славного Гиню, что тому дав­ но пора преодолеть скованность, поверить, наконец, в свои силы и твердо встать на ноги Однако вскоре их пути разошлись. Шишкин продолжал идти раз и навсегда из­ бранной для себя дорогой, дорогой, которая оказалась непосильной его старому другу... И Иван Иванович с горечью потом говорил: «Вот ведь как бывает, талант у человека несом­ ненный, а сил и мужества, чтобы поднять этот талант, не хватило...» Иван Иванович был твердо убежден в том, что талант — это всего лишь отпущенные человеку воз­ можности. а главное — труд, труд и труд. Разве мало тому примеров, говорил он, когда человек, имея талант, так ничего за всю жизнь и не создал? Много лет спустя, уже на закате жизни, отвечая на вопросы петербургской га­ зеты, Шишкин признавался: идеал счастья —душевный мир и покой, величайшим же •несчастьем является одиночество. Ему возразили: но ведь вы любите уединяться в своих лесах, разве это угнетает •вас? Он усмехнулся: общение с природой не может угнетать, если человек понимает природу, там перед ним открывается целый мир... И он спешил познать и открыть для себя и для людей этот мир, как бы заново •создавая его на своих полотнах. Он услышал однажды словно мимоходом оброненную •фразу о том, что величайшим благом художника является его внутренняя свобода, и гвозмутился: — Это глубокое заблуждение. .Разговор происходил на одной из «сред», в доме уже знаменитого в то время Менделеева, где публика собиралась особенно разношерстная — художники, ученые, литераторы, просто люди, считающие своим долгом быть в курсе всех событий. — Это глубокое заблуждение,— повторил Шишкин.—приписывать художнику благо, которым он не обладает. Да, представьте себе, не обладает. Художник зависит ют постоянного чувства долга.