Сибирские огни № 11 - 1972

речью, так непередаваемо волнующе тихо и покойно было вокруг, что временами ка­ залось — будто ты вместе с землей, вместе с этим золотистым полем и знойным не­ бом, с этой пахучей теплой травой плывешь куда-то, плывешь... Мир словно распахнулся перед Шишкиным. И то, что долгие годы теплилось в душе смутным, неясным ожиданием, предчувствием чего-то большого и прекрасного, вдруг отчетливо возникло и встало перед глазами. Иван Иванович поднялся и, кай пьяный, побрел вдоль поля, трогая руками колосья. И ничего лишнего, только земля, и небо, и эта рожь на всем видимом пространстве... И эти сосны, которые как бы шли» ему навстречу. В тот же день Шишкин торопливо, почти не переводя духа, написал один за другим несколько этюдов. Домой вернулся поздно, и Дмитрий Иванович Стахеев, муж сестры, старый друг и покровитель, встретив его у ворот, облегченно вздохнул: — А мы уж начали беспокоиться. Нет и нет тебя. Что-нибудь случилось? — Случилось,— радостно сказал Шишкин. И подхватил на руки выбежавшую на: встречу дочь, поднял ее высоко.— Оп-а! Расти большая, живи долго. И чувствовал, как торкается в ладонь ее сердечко. ' — Живи долго,— повторил он, опуская дочь на землю. — А мы с тетей Шурой боялись, что ты заблудишься,— призналась Лида. — Ну что ты,— погладил он дочь по голове,— Я никогда не заблужусь, обещаю» тебе. Просто сегодня был очень хороший день, и мне жаль было с ним расставаться. — И у нас был хороший день,— сказала Лида.—Мы с тетей Шурой, знаешь,, сколько грибов нашли! А ты тоже что-нибудь нашел? — Нашел,— твердо сказал Иван Иванович. Все последующие дни он писал этюды — рыжая колея дороги, вильнувшая й скрывшаяся во ржи, сосна, словно подпирающая небо своей зеленой верхушкой, та­ кая она раскидистая и высокая эта сосна... Однажды утром, подходя к знакомому полю, он услышал песню, грустную и про­ тяжную, а затем увидел баб в ярких разноцветных сарафанах, совсем венециановских,. с серпами в руках. Бабы опередили его. Когда он подошел, они уже работали вовсю — и густая стеблистая рожь с хрустом и вжиканьем подламывалась под серпами... Он долго стоял и смотрел на баб, на их ловкие руки, на змеисто взблескивающие при взмахах крутые лезвия серпов, и к краскам в этот день не прикоснулся. Недели че­ рез две поле приняло вид совершенно иной, неузнаваемый — рожь была сжата, свя­ зана в снопы и составлена в суслоны... Лето кончилось. Шишкин вернулся в Петербург уже с твердым замыслом — картина, в сущности, была начата, она жила в этюдах, в душе художника. Он видел ее и знал, что ему и как делать, работал с подъемом и написал картину в сравнительно короткий срок. Всю зиму с Финского залива дули сырые промозглые ветры, а дома у Шишкина,, в его мастерской, стояло лето и воздух был пропитан предгрозовой свежестью и запа-- хом спелой ржи... «Рожь» сразу завоевала признание, ее считали «гвоздем» шестой выставки пере­ движников. Кроме нее на выставке были: портрет Некрасова, написанный Крамским, «Протодиакон» Репина, «Кочегар» Ярошенко, «Витязи» Васнецова... Однако Шишкин покорил всех — и художников, и многочисленных посетителей. Около его картины по­ стоянно толпились люди. Удивительно, поражались многие, как, в сущности, на не­ большой площади художник сумел развернуть такое огромное, почти необозри­ мое пространство. Критики говорили о перспективе, о «мудрой простоте», о «ритме»- деревьев, тех самых шишкинских сосен, без которых он и здесь не смог обой­ тись. Но никто не мог сказать — откуда эта простота и эта волнующая, проникно­ венная поэзия? _ Ну-с! — пожимая руку Ивану Ивановичу, сказал Крамской.— А вы, скажу вам по секрету, великий хитрец. Такое в себе скрывали. Нет, правда, хороша! Без