Сибирские огни № 11 - 1972

моею привязанностью и от глубины души желаю как можно чаще слышать о его подвигах,— писал Федор Васильев своей сестре.—Жду обещанные фотографии с кар­ тин Ивана Ивановича. Целую тебя тысячу раз, Лиду тоже. Иван Иванович не любит вообще излияний, а потому жму ему руку и от всего сердца желаю написать еще тысячу прекрасных картин». Сам Федор Васильев писал последнюю свою картину, и предчувствие неизбеж­ ного, близкого конца уже наложило на нее свой отпечаток — все в этой картине было тревожно и незащищенно: и ярким пламенем полыхавшие на болоте осенние деревья, как невырвавшийся крик отчаяния, тоски и боли, и резкие цветовые пере­ ходы... Картина осталась неоконченной. Лето 1873 года Шишкин, Крамской и Савицкий провели вместе, уехав по желез­ ной дороге под Тулу, в местечко, будто самим богом созданное для художников, в Козловку-Засеку. Вокруг дубовые леса, тихие озера с почти неподвижной застояв­ шейся водой, старая полуразвалившаяся мельница с деревянной запрудой... Поселились в большом помещичьем доме, под окнами которого росли огромные старые липы с темнеющими провалами дупел. Дом тоже был старый, осевший на один бок, в просторных и гулких комнатах стойко держался годами копившийся запах плесени и гниющего дерева. Скреблись и пищали под полом мыши. Евгения Алек­ сандровна, прислушиваясь к их возне, зябко поводила плечами. Шишкин раздобыл где-то кота и принес в дом. Кот был толстый и ленивый, целыми днями он лежал на подоконнике, не подавая никаких признаков жизни. Но мыши все-таки почуяли опас­ ность и притихли. Иван Иванович с утра отправлялся на этюды — натягивал болотные сапоги с длинными голенищами, надевал широкополую шляпу, брал все необходимое, взва­ ливал на плечи мольберт и уходил в дальние леса, за станцию. Он увлекся в то лето изучением солнечных пятен на деревьях и написал несколько удачных этюдов. Но солнечных дней было мало, лето выдалось туманное, сырое. Шишкину надоело сидеть сложа руки, ждать у моря погоды, и он написал «пасмурный» пейзаж «Дубовый ле­ сок в серый день». В последнее время Шишкин настойчиво искал новых выражений, понимая, что только тогда пейзаж будет полон высокого смысла, когда раскроются в нем и обна­ жатся живые человеческие струны... Крамской прав: в картине должна быть не толь­ ко рука художника, но и его душа. Они теперь часто собирались в большой гостиной за самоваром и все вечера про­ водили в разговорах и спорах. Газеты и письма приходили сюда с большим опозда­ нием, и что-то в жизни друзей было отшельническое. Крамской, посмеиваясь, воз­ ражал: — Какие же мы отшельники? На нас теперь смотрит вся Европа. А не смотрит, так будет смотреть. Непременно. А жить отшельником можно и в столицах, это уж от самого человека зависит.— Он торопливо перелистывал газеты, пробегая глазами убористые столбцы, и снова восклицал: — Вот вам и еще один упрямец! Господин Пржевальский... Где-то в Тибете чуть не погиб со своей маленькой экспедицией. Од­ нако не вернулся, продолжил свой путь. Зачем это ему нужно? Сидел бы себе да посиживал в Петербурге, гулял бы по Невскому. Так нет, не сидится. Не сидится нам! — взволнованно переводил он разговор в привычное русло.— Чего мы ищем, к чему рвемся? — И смотрел вопросительно-насмешливо на Шишкина и Савицкого. — К истине! — запальчиво отвечал Савицкий.— Вот к чему мы стремимся. — А что есть истина? _ А то и есть,— вступал в разговор Шишкин, и стул под ним громко скрипел.— Маленькая ложь в искусстве делает искусство ничтожным, мелким и, если хотите, не­ нужным. _ Это так же и в науке,— добавлял Савицкий.— Истина прежде всего.