Сибирские огни № 11 - 1972

здом... Высокие редкие облака плыли по небу над красными соснами, над Каменной башней. Ивана Ивановича поразило запустение отцовского дома. Отец уже был стар, хотя и не выглядел дряхлым. Жаловался, что главного в жизни не сделал. Хотелось успо­ коить его, утешить. Иван Иванович сказал: — Главное, это честно прожить свою жизнь. Отец соглашался — так эго, конечно, так. И показал сыну свои тетради, испи­ санные ровным аккуратным почерком. — Тут еся история нашего города,— похлопал он ладонью по тетрадям.— До­ стало бы сил закончить.— Помолчал и добавил с грустной улыбкой: —Может, потом­ ки окажут уважение и помянут добром.— И опять замолчал, голова его была совсем белой, на крупном лице прибавилось морщин, руки слегка дрожали.— Эх, Иван,— за­ думчиво продолжал отец,— сколько времени да сил потрачено на всякие ненужные дела и хлопоты! А ты молодец. Молодец, что на своем настаивал. Да и теперь мой тебе совет — будь, как и прежде, твердым. Своей дорогой иди. Ты думаешь, Николай наш не мог бы стать человеком, если бы силы в себе да твердость нашел? — Смог бы,— согласился Иван, брата ему было искренне жаль.—Из него мог получиться изрядный музыкант, певец. — А что вышло? —сказал отец.— Такое богатство в себе загубил. И кто в том виноват? — И без всякого перехода спросил.— Картину новую задумал? — Задумал. — А как что замыслишь, так и на родину потянет...— не без удовольствия отме­ тил отец. — Верно. Антей, когда у него силы иссякали, к земле прикасался. Вот и я тоже. Хочу написать большую картину. Сосновый бор. Да так написать, чтобы всякий по­ смотрел на нее и почувствовал, какое это счастье —жить, ходить по земле, дышать этим воздухом... — Сумеешь? — спросил отец. Иван пожал плечами. Если бы он знал заранее, получится ли то, что задумал! В то лето он виделся с отцом в последний раз. Вскоре отец умер. Последние дни его были озарены радостью исполненных желаний — он дописал «Историю города Елабуги» Книжка была издана в Москве. Археологическое общество избрало Ивана Васильевича своим почетным членом-корреспондентом. Но жизнь была уже позади... Следующей весной Шишкин уехал под Лугу. Много работал на воздухе, возвра­ щался поздно, нагруженный этюдами. Одежда и руки пропитались смолой, запахами лесных трав. В его работе появилось нечто новое, не похожее на все прежнее,— мяг­ кость какая-то, раздумчивость, взгляд стал острее и глубже. «Шишкин нас просто изумляет...— писал Крамской больному Федору Васильеву в Крым.— Когда он перед натурой... то точно в своей стихии, тут он смел и ловок... тут он все знает, как, что и почему... Это единственный человек, который знает пей­ заж ученым образом в лучшем смысле...» И в другом письме добавлял: «Во-первых, Шишкин все молодеет, то есть растет... Он уже начинает картину с пятен и тона... А уж этюды, я вам доложу — просто хоть куда...» Крамской заходил в мастерскую, большую, просторную, с хорошим верхним ос­ вещением, и подолгу стоял за спиной Шишкина, который дописывал здесь «Сосновый бор»; стоял, смотрел н уходил, иногда не сказав ни слова. Что говорить, и так вид­ но — хороша картина. Но иногда Крамской был в дурном настроении, и все вокруг казалось ему унылым, серым, беспросветным. — А вот был Веласкез....— говорил он тогда с несвойственной ему раздражен­ ностью и резкостью.— Все перед ним мелко, бледно, ничтожно. Он работал не краска­ ми и кистями, а нервами... Понимаете — нервами. А у нас зачастую в картинах ес;ь рука, а души не видно... Шишкин с удивлением смотрел на друга, откладывал палитру и кисть, садился