Сибирские огни № 11 - 1972

как-нибудь летом подальше в дремучие леса да пожить вволю. Каково? Вы-то как со своим «Сосновым лесом»? — Сплошные этюды, этюды, а картина не вырисовывается,— ответил Шишкин.— Нет цельности. — Ага! — сочувственно улыбнулся Крамской.— Знакомая история. Вообра­ жение-то наше всегда впереди скачет, а мы плетемся сзади, не поспевая за ним... Вот ведь какая штука! Ну да вы не прибедняйтесь: о ваших этюдах разговоров те­ перь много. — Разговоры-то разные. — А вы как бы хотели? Единодушия никогда не было да и вряд ли когда бу­ дет. Такова наша судьба. Слыхали каламбурчик: художник — это значит худо жить. Забавно, хоть, в общем-то, и чушь несусветная. Кто из нас пожалеет об избранном деле? То-то! А как там милейшая Евгения Александровна? — Можете нас поздравить с прибавлением... — Н у !— изумился Крамской.— И вы до сих пор молчали! Сын? — Дочь. — Поздравляю. И непременно загляну. Соня, Сонечка! — крикнул Крамской, приоткрывая дверь.— Иди-ка. новость тебе сообщу Поздней осенью был, наконец, подписан Устав товарищества передвижных худо­ жественных выставок. Пятнадцать подписей стояло под ним и среди них — Крамского, Шишкина, Перова, Мясоедова, Саврасова, Прянишникова, Ге, Якоби... А через год открылась первая и, быть может, оттого самая памятная выставка. Это был празд­ ник, торжество молодого русского искусства. Картин и рисунков выставка собрала немного, но какие это были картины! «Грачи прилетели» Саврасова, перовские «Охот­ ники» и «Рыболов», портреты Крамского, «Петр и царевич Алексей» Ге, «Порожняки» Прянишникова, «Лес» и «Вечер» Шишкина. Стасов назвал выставку «особенной и не­ бывалой». Он уверял, что если бы на ней были представлены одни лишь саврасовские «Грачи», то и тогда ее стоило бы открыть, и она бы, несомненно, имела успех. Из Петербурга выставка перекочевала в Москву, затем в Киев и Харьков... «Ну, друзья,— радостно потирая руки, говорил Крамской,— теперь мы зашагали. И путь нам пред­ стоит долгий и нелегкий. Да, да, нелегкий». Опять квартира Крамских была полна гостей, все были возбуждены, счастливы. Бесконечные разговоры, шутки, смех, подтрунивания друг над другом. И неизменный самовар на столе. — А вы не догадываетесь, господа, с кого писал главную фигуру в «Охотниках» Перов?'— спрашивал Клодт, выразительно поглядывая на художника Волкова. Тот не оставался в долгу: — Представляете, барон Клодт возомнил себя пейзажистом, а что такое пейзаж, толком еще ие разобрался. Иван Иванович, скажите барону, что осина и ель — это не одно и то же. — Минуточку! Дайте слово Николаю Николаевичу, он все-таки с императорами дело имеет... Ге отмахивается, застенчиво улыбаясь, и подсаживается к Шишкину. — Ну, как там Васильев, не отогрелся в Крыму? Что пишет? Федор Васильев вот уже несколько месяцев жил в Ялте, лечился. Приключилась с ним беда: катаясь однажды на Тучковом катке, он простудился и заболел чахот­ кой... И всех теперь волновала его дальнейшая судьба. — Ничего, работает,— ответил Иван Иванович.— Грозится к следующей выстав­ ке всех перещеголять. — Дай-то бог, дай-то бог! В то лето Шишкин снова отправился в Елабугу. Как всегда, поднявшись на при­ горок, он соскочил с возка и пошел пешком. И еще издали увидел на высокой круче, за городом, у слияния Тоймы и Камы, городищенскую башню, восстановленную от-