Сибирские огни № 10 - 1972

немного. Этот человек однажды заболел какой-то древней болезнью, и она дала ему время обостренного виденья. И вот, больной и несчастный, он проникся болью гонимых животных, птиц, трав. Он писал картины, показывая, что животное зависит от клубка мировых сил — от воздуха и воды, человека и космических лучей, от ветра и пищи, любви и ненавис­ ти, состраданья и дружбы —как и сам человек. При жизни над ним подсмеивались, а после смерти вдруг стали любить. Его картины есть в музеях, здесь же всего десять маленьких полотен. Таня смотрела на картины. Грустно—на картинах дымные, чума­ зые города, голые ветки деревьев, жалкие птицы. Таня поняла смертель­ но больного художника, бродившего по городу со своими рабочими ин­ струментами, поняла его сердце. Но унесла с собой и раздражение на художника. Она чего-то не прощала ему, а что —не знала сама. 14 Этой ночью они зажгли в поле маленький костер, превращая ста­ рые травяные былинки в огненную игру, в дым, в разговоры. Таня рас­ сказывала Сигурду о папе и братишках, о бабушке и маме... Дым кост­ ра уходил вверх, пророча устойчивую погоду, нависал лунный край с пятнами кратеров. Волосы Тани становились золотыми паутинками. Сергей глядел на Таню и видел в ней то розоватое сияние доброй па­ мяти, то черноватую рябь ее былых тревог. Она была из другого, непо­ нятного мира. «Чем ее удержать?» И когда Таня на короткое время за­ молкала, Сигурд исчезал. Таня пугалась. Но ближний куст вдруг начи­ нал клониться и с щелчками ронять на нее паутинные листья. И слы­ шался из него легкий смех Сигурда, растекался по земле. Тане каза­ лось,— это смеются, качаясь, травы. — Теперь ты. Говори о себе,— требовала она. — Это началось так...— говорил Сигурд. Он сел и держал ногу за колено сцепленными пальцами рук. От напряжения рассказа он светил­ ся зеленым светом. И ночные бабочки летали в нем.— Когда-то я прос­ то изучал поведение животных. Этолог —такая моя профессия. Но, стремясь к универсальному, я стал цитологом и биохимиком. И вот, изучив, то есть убив сотни зверей в лаборатории, я, как все, понял — нужно что-то другое. Животное умерло, его жизнь умерла. А ведь самое тайное, эго жизнь, оркестровка органов, незримая партитура мозга. Если кто-нибудь скажет: я стопроцентно знаю, что такое жизнь, я пред­ ложу— сотвори ее!.. Теперь же я занят именно живым и это мое счастье. Сегодня утром я занялся кротом. Да, да, этим толстячком в бархатной шубке. Масса специфических секретов!.. Шефу я обещал выяснить ме­ ханику ориентировки крота под землей, биохимикам — его обменные процессы А еще цитологи, фармацевты... О, целая пачка заявок!.. Итак, я шел полем. Навстречу мне неслись сигналы цветов. И всюду вулканчики кротиных нор, похожие на лунные кратеры (круг, шар, вы­ пуклость —это стиль природы, углы, прямоугольники и т. п.— стиль человека). Я стал у одного вулканчика и почувствовал подрагивание почвы, услышал шорох и пофыркиванье. Это значило, что крот подходит к выходу и сейчас выставит нос, опознавая погоду. Мгновение! — нос вы­ ставился со всеми облепившими его песчинками, фыркнул и спрятался. Но я уже вошел в него. Не знаю, как это видится со стороны, я рабо­ таю один. Мне так: находит облачко, оно слепит, но оказывается черным. Затем как бы застреваешь: ни дохнуть, ни вскрикнуть. И я уже был