Сибирские огни № 09 - 1972

говорили о мужестве. Никто не мог ткнуть в отца пальцем, что он не был на фронте. Он отличился раньше, в борьбе с кулаками. — Кидай выше, пап! — попросил Игорь, млея от счастья. Но отец поставил его на пол и задергал ноздрями. — Пирог не сгорел? — Ах, ты ж, разиня! —вскрикнула мать.— Горе мне с этой по­ мощницей... Настроение у нее сегодня такое, видишь ли,— все валится из рук! Из-за брата непутевого... — А ты объясни ей, что она не в гости пришла, а на работу... Я тайменя ловил не для того, чтобы она мне его превратила в голо­ вешку! — Ладно,—заспешила на кухню мать,—ты не лезь в наши дела, однако, управимся и без твоего крика. Шелковая занавеска на проходе в кухню, сбитая в блестящий жгут, опала. Мать закрыла Феню, чтобы отец не видел печального ли­ ца ее помощницы. А как было не печалиться девушке, когда ее брата Ваську посадили в тюрьму! Подрался он спьяну с приятелями-шахте- рами, а их всех в милицию и забрали. Приятелей скоро выпустили — на смену им надо было. А Ваську задержали — при обыске нашли у него золото в кармане. Видно, не зря у Васьки Чурсеева прозвище бы­ ло Гиблое; Дело. А за кражу золота теперь очень строго судили. Не проходило недели, чтобы Лукин не осудил кого-нибудь из Витимска или с приисков за махинации с золотом. Правда, Васька отпирался, гово­ рил, что золото это нашел в тайге, но кто поверит? На шахте работа­ ешь, значит, оттуда и унес! А теперь сестра плачь, переживай за непу­ тевого братца! В сенях раздались шаги, говор, смех. — Можно к вам? — Заходите, долгожданные!—Мать вывернулась из-за полога, вы­ тирая руки о передник. Отец двинулся навстречу гостям. Игорь тоже затопал в прихожую. Пришли всегдашние их гости: судья Лукин с дочкой Любой, ровес­ ницей Игоря, и Куликов. Лукин был в фронтовой своей форме. На его кителе выделялась колодочка орденов и медалей. Куликов пришел, видно, прямо со своей геологической службы: на нем сверкали пугови­ цы из бронзы, молоточки в петлицах и звездочки. — Ты что мне подаришь? — ринулся Игорь к Любе. — Хочешь, бант? — Зачем он мне? — Смотри, какой красивый! — Как мочалка! , — Сам ты мочалка! Люба потрогала бант на голове и насупилась. — Иди ко мне, моя девочка,— позвала мать. Она перевязала бант. Он стал маленький и упругий, как бутон чайной розы, что росла у них в кадке. Люба снова повеселела и побежала хвастаться бантом перед Феней. У Любы в конце войны умерла мать от простуды, и теперь она ластилась то к Игоревой матери, то к Фене. Но Фене было совсем не до того. Она двигалась по дому, как во ене. Когда гости прошли в зал, Феня бестолково пошла за ними. — Куда разлетелась? — окликнула мать шепотом —Тарелки пора на стол! Феня бросилась назад, загремела посудой. Вынесла гору мелких тарелочек, запнулась о ковер и рассыпала всю посуду — К^к''ёердце чуяло! — вскрикнула мать.—Натворит беды!