Сибирские огни № 09 - 1972

миров ярко выразил в своем оформлении и Ю. Шапорин, соорудивший тяжелый пор­ тал с двуглавым орлом наверху. Орел рас­ простер над воем Петербургом свои злове­ щие крылья. Резкой контрастностью отлича­ лись сцены, где выступал Федя, и те, где действовали люди «приличного» общества. Режиссер и исполнитель роли Протасова А. Глазырин лишили образ сложности, внутреннего разлада, мучений совести, ра­ стущего сознания неправильности его соб­ ственной жизни. Нет, Федя — Глазырин в своем стремлении к свободе, опускаясь на дно, становился просветленнее, чище и пневно обрушивался в своей речи у следова­ теля на всех власть имущих. Противопоставление людей честных, благородных, с душой возвышенной, откры­ той добру, пошлой засасывающей среде звучало в «Трех сестрах». Эта трактовка Чехова, восходящая еще к знаменитому спектаклю Немировича-Данченко, перене­ сенная в новую историческую эпоху, выгля­ дела анахронизмом. Неизвестно, чем и когда разрешился бы творческий кризис, который навис над ре­ жиссером В. Редлих. Думаю, чуткий худож­ ник, всегда хорошо чувствовавший вре­ мя, она преодолела бы сложный этап своего развития. Никто ей тогда не помог. И случилось худшее— Вера Павловна по­ кинула город, который уже давно считала своей родиной, покинула коллектив, разви­ тию которого, его воспитанию отдала луч­ шие годы, весь жар сердца, весь свой кипу­ чий талант. Творческий кризис переживал и Н. Ми­ хайлов. Его палитре режиссера, склонного к открытой публицистике, к спектаклю-дис­ путу, не чужды были приемы условного те­ атра. Весь его тюзовский период наполнен был такими открыто театральными приема­ ми, как спектакль без занавеса, детали оформления, которые на глазах зрителей выносят «дзанни», выход исполнителей в зрительный зал, обращение героя непосред­ ственно к зрителям за советом и помощью. При постановках «Иркутской истории» (1960), «Океана» (1961) Михайлов широко использовал наплывы, крупные планы и т. д. В отличие от В. Редлих, Михаилов хорошо чувствовал именно те современные харак­ теры, которые только лишь складывались. В «Океане» А. Штейна режиссер интересно задумал образ Часовникова (А. Малышев), который предстал в спектакле «натурой да­ ровитой, мятежной и принципиальной». Ря­ дом точно мотивированных поступков, ло­ гикой мысли показан в «Иркутской исто­ рии» путь развития Вальки-Дешевки (А. Покидченко). Счастье, радость, все то, к чему рвется душа Валентины, где-то да­ леко, за пределами пьесы. И эта далекая манящая перспектива придавала каждому эпизоду, включая и финальный, тревожную и радостную устремленность. Так бывает в юности. Таков удел натур одаренных — всегда рваться вперед. Окрылевность обра­ за Вальки — большая удача спектакля. И вое же настал день, когда Н. Михай­ лов решительно отказался от режиссуры. Художник-реалист не мог согласиться с курсом театра на подчеркнутую внешнюю изобразительность. Лишь в 1966 году, на­ кануне своего окончательного ухода из «Красного факела», Михайлов поставил «Таню» А. Арбузова с той же Покидченко в заглавной роли. Вновь, как и в «Иркут­ ской истории», зазвенела манящая нота близкой радости, тема поисков душевной гармонии. Представитель романтической школы, Михайлов прекрасно ощущал мя­ тущуюся душу молодого современника. В последние годы жизни он выступал лишь в качестве актера. Поражающий глуби­ ной, благородством образ мудрого, иронич­ ного, любящего и трагически одинокого Бернарда Шоу в спектакле «Милый обман­ щик» Д. Килта, образ доктора Ранка в «Норе» Г. Ибсена, образ, овеянный удиви­ тельным теплом, сердечной заботой о лю­ дях, об их будущих радостях... Было и в докторе Ранке трагедийное начало — ведь он знал, что живет на свете последние дни. А в роли потомственного рабочего Забро­ дина в пьесе И. Штока «Ленинградский проспект» Михайлов был прост, нетороплив в решениях, обстоятелен и в то же время до боли, до ярости правдолюбив. Жизнен­ ные несчастья обрушиваются на Забродина одно за другим. Он сгибается под их тя­ жестью, теряет интерес к жизни, начинает пить. Но воля, рабочая закалка да забота окружающих берут верх. Весь процесс ду­ ховного выздоровления Забродина был по­ казан сильно, мужественно, без тени санти- мента. Теперь, когда я пишу эта строки, пере­ до мной встает весь облик Н. Михайлова, удивительного актера и человека. Уже тогда он был очень болен. Но всего себя вклады­ вал в каждый образ, в каждый спектакль, не щадил себя ни в чем. Никто и никогда не слышал от него слова жалобы. Многого не принимал Николай Федорович из того, что происходило в те годы в «Красном фа­ келе», но всегда и везде, в любом споре и разговоре он решительно вставал на защи­ ту родного коллектива, никому не позволял порочить дом, в котором жил и творил. Он упаковывал вещи, готовясь к переезду в Ле­ нинград, и в то же время работал в театре так, будто навсегда остается в городе. Мы часто виделись с Николаем Федоро­ вичем в эти дни. В его опустевшей кварти­ ре (Е. Агаронова работала уже в Ленин­ граде, у Товстоногова), перебирая старые афиши, эскизы, фотокарточки, мы часами вели беседы об искусстве, о преемственности и новаторстве. Тяжело расставался Михай­ лов с городом, с которым были связаны 36 лет его труда, с театром, которому слу­ жил всю жизнь безраздельно. Он не нако­ пил богатств, если не считать большого ко­ личества книг, не сберег своего здоровья.