Сибирские огни № 09 - 1972

главнейших задач — умение найти нужные оценки. Но как найти все многообразие оценок, дать их рост, кульминацию, когда только в одной картине «За чаем» столько чрезвычайных обстоятельств? В самом ’деле: уже первый эпизод — приезд Сергея Александровича, крайне не­ желательный для генеральши, убежденной, что тот собирается выживать ее кумира Фо­ му Фомича,— вызывает взрыв негодования. В следующий момент происходит бунт ма­ ленькой Саши, восставшей против тирании «гадкого, жестокосердного, неблагодарного за.марашки» Фомы. Генеральша падает в обморок. Едва придя в себя, неистовым «Вон! Вон из дома!» — пытается изгнать Сергея Александровича. Тотчас следует при­ ход провинившегося дворового мальчика Фа- лалея, застигнутого Фомой за «преступной» пляской камаринского. «Дорезали»,— хва­ тается за голову Ростанев. Не давая опом­ ниться от только что пережитого, Достоев­ ский дает сцены унизительных экзаменов, заканчивающихся неслыханным делом — «бунтарством» старого слуги Гаврилы. Он осмелился назвать Фому «фурием»! — В кандалы его,— истошно вопит ге- аеральша. Но и этого мало. Страсти раскаляются добела, когда в разговор вступает пылкий •Сергей Александрович: «Признаюсь, что в этом случае совершенно согласен с мнением Гаврилы». Фома Фомич вне себя — визжит и топает ногами, генеральша дошла до высшей точки негодования, изумления, остолбенения, при­ живалки беснуются, кажется, это предел. Но все-таки и эту высшую точку перекрывает последняя; Сергей Александрович указывает на Фому со словами: «Да он пьян!» — «Кто? Я?»— задохнулся от бешенства и неожидан­ но просто проговорил Фома. «Да, вы».— «Пьян?!» — «Пьяны» Следует немая сцена, когда у всех присутствующих отвалились нижние челюсти, и, наконец, исторгнув ка­ кой-то нелепый бабий визг, Фома пулей вы­ летает из гостиной. И это события только одной, во многом экспозиционной картины! Я не буду, останавливаться на многих интереснейших актерских работах. Прекрас­ но играла Татьяну Ивановну Е. Агаронова, Ежевикина —Н. Коростынев, полковника Ростанела — А. Беляев, Сашу — Л. Мороз­ кина. Остановлюсь лишь на самой интерес­ ной и значительной работе в спектакле — на роли Фомы Опискина. Об этой роли С. Бирюков мечтал давно. Большой радостью было для него начало репетиций. Но... репетиции шли и шли, а окружающим все яснее становилось, что никакого Фомы у Бирюкова не выходит. Вместо гнусного лицемера, ханжи, подлого раба, вдруг получившего в руки дубинку, которой его самого нещадно хлестали, по сцене расхаживал и бодро произносил текст высокий импозантный артист с повадками то рисующегося генерала Стесселя, то мяг­ кого и задумчивого доктора Дорна — пре­ дыдущие работы Бирюкова. — Не говорите так громко, это сби­ вает вас на привычные интонации,— сове­ товал режиссер. Артист начинал говорить тише, почти ше­ потом, но ничего от этого не изменялось. — Знаете, Сергей Сергеевггч,— говорили Бирюкову товарищи,'— по-видимому, эта роль не в ваших возможностях. Фома у Достоевского маленький, плюгавенький, изо всех сил пыжится, чтобы казаться значи­ тельной персоной. Он и смешон и страшен. У вас же совершенно противоположные данные. Вы по-настоящему величественны, значительны — всерьез. Кто знает, как работал и сколько рабо­ тал над ролью артист, но только все рав­ но ничего у него не получалось. Однажды, под. зеркалом, где обычно актеры ожидали выхода на сцену, глубоко утонув в мягком кресле так, что плечи поднялись в уровень с головой, задумчиво сидел Сергей Серге­ евич, когда его окликнул помощник режис­ сера: «Приготовьтесь, ваш выход». Каково же было наше общее удивление, когда на лице артиста, неторопливо повер­ нувшегося к помрежу, мы увидели само­ довольно ухмыляющийся рот и масляно по­ блескивающие глазки. В следующий момент Бирюков встал, но был он мал ростом — ноги остались в полусогнутом положении. Проковыляв мимо нас, он не спеша пронес свое длинное тело на сцену. Странную фи­ гуру наблюдали мы: при шутовской осан­ к е— гордо вскинутая голова, при медото­ чивой улыбочке —•жестокие и ехидные сло­ ва, при забавном пришепетывании, вырабо­ танном Фомой, очевидно, в годы услужения генералу Крохоткину, непреодолимый по­ зыв к ораторствованию. Да, это был живой Фома. С этого памятного дня все мы уве­ ровали в доподлинность его существования, и работа резко подвинулась вперед. Большую сложность представляла сцена, где Фома развлекал общество «приятной ли­ тературной беседой». Желая не ударить ли­ цом в грязь перед «столичным ученым» Сер­ геем Александровичем, Фома из всех сил стремился выказать себя глубокомысленным и маститым. Плел он ужасную околесицу: о селянине, благословляющем свое рабство, о соединении мужика и вельможи, «столь разъединенных на ступенях общества», в добродетели и т. п. Речь нам всем казалась скучным вставным эпизодом. Кто-то даже предложил сократить ее. Тогда В. Редлих усадила нас всех за стол и прочла неболь­ шую лекцию о литературных течениях той эпохи, о сущности сентиментализма Карам­ зина и карамзинистов, о реакционных уста­ новках правящих кругов на классовый мир, на пейзанскую литературу. Оказывается, все эти течения так или иначе, как в кри­ вом зеркале, отражались в речах Фомы. Каждый из нас избрал согласно образу мыслей своего персонажа ту или иную точ­ ку зрения. В речи Фомы — Опискина появи­ лась осмысленность, убежденность, реакции