Сибирские огни № 08 - 1972
лезной кровати в углу —Ленка. Сидит, обвязанная по плечам крест-на крест моим платком, и ребеночка на руках держит. Уставилась на ме ня—слова не вымолвит. И я не могу... Сбросила шубу на пол, шагнула к ней, обхватила обоих их —не пом ню ничего. Кажется, только и говорила: «Дураки; дураки, дураки-то ка кие...» Взяла я его на руки, прижала к себе, кровиночку мою—слезы градом. А я скупа на слезы. Скупа на нежности. Но тут мы с ней нареве лись. Максимка-то ведь тоже в кофту мою старую укутан был —я эту кофту давно уже и не носила. Прибегаю домой, накричала на Митьку, что дурак он круглый, по звонила мужу: пришли, говорю, машину немедленно! Что за срочность? Надо, потом расскажу. Забрала Митьку, поехали за ней. Одеяло свое с кровати взяла — у них ничегошеньки не было. Вот так.. Как сказала она матери, что беременна,—уже заметно стало, та в крик и выгнала из дома. Она, Лена наша, гордая очень, ушла, конечно. И не вернулась больше. Набрели они с Митькой на эту будку, случайно разговорились с той кудрявой, поделились, а она и предложи у нее пожить. Сменщица есть —и с той договорилась. Если бы это не со мной, не поверила бы, что может такое в наше время произойти... Слезы набегали на глаза Елизаветы Михайловны, она не смахивала, смотрела сквозь них на белые стены, на матовые плафоны, на женщин — у тех тоже глаза блестели, и все плыло туманом. — Ну, а потом как? —донеслось до нее. — Потом просто. Спрятали мы ее, а стол накрыли на четверых. При езжает сам, садится, кивает на тарелку лишнюю: «Ждете кого?» — «А с этого часа, говорю, отец, нас за столом будет не трое, а четверо». И вывела ее. А Максимка на кровати моей спал. — А как же ее матушка, когда узнала? — Ничего, пришла, постояла, поджавши губы, посидела, Максимку даже на руки не взяла. Простить до сих пор не могу. — Не можете, а сами не хотели ее, Лену вашу!—сказала, неожи данно зазвенев голосом, из своего угла Юлька. —Попробуй тогда сынок скажи вам, все бы сделали, чтоб избавиться, сюда бы отправили, угово рили бы — вы умеете!.. — Н-не знаю, вряд ли, —не оборачиваясь к ней, отвечала Елизавета Михайловна довольно спокойно, с сознанием своей правоты. —Я считаю, раз они решили, значит —думали серьезно. А если даже не так, он дол жен отвечать.' — Понятия у вас высокие, —в тон ей, но имея в виду что-то другое, сказала Юлька. —Нелегко ей небось в вашей семейке. Представляю, шпыняете как —совсем заучили! Что было отвечать этой потерянной девчонке? Про себя знала все Елизавета Михайловна —и ладно. Скажите, учуяла близкую душу! Исхо дит раздражением... Но разве можно ее сравнивать с Леной? С предан ной, цельной натурой, пусть и со своими номерами. Если хотите, они ссо рились, да, во многом не понимали друг друга, и Ленка убегала из дома, и Митька ходил искать ее —жизнь есть жизнь. Но та же Лена зубами вцепится, если кто обидит Елизавету Михайловну. А Митьке голоса не дает поднять на мать. Конечно, есть у нее заскоки, помешана на закалке ребенка, что неминуемо приводит к простуде, и еще, но мелочи, мелочи... А эта... Женщины сразу будто очень устали. А может быть, заскучали по до му, по детям, мужьям —хотелось, видно, сосредоточиться на своем.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2