Сибирские огни № 08 - 1972

и иосит. Или приду с работы, а она у него. И не знаю, был в институте,, не был ли. Выйдет, оденется и уйдет —не увижу как. Тогда я сказала Митьке, чтобы гулять гулял, но с матерью тоже считался бы. Серьезный произошел разговор. И перестала ходить. Спрашиваю, что с Леной, поссорились? Вертит­ ся, отнекивается. Ну, думаю, покончили —и ладно. Тут стали у меня в доме вещи исчезать: то простыни не досчитаюсь, то полотенца, то платок шерстяной куда-то запропастился. Значения не придала —найдутся! А сын изменился. Задумывается, за обедом говоришь ему —не слы­ шит. Переживает? Осунулся, похудел. Пятьдесят копеек давала на завт­ рак, на перехват, стала по рублю давать —все то же. Потом такую мане­ ру взял: сунет яблоко в карман или грушу, а то хлеб с колбасой —там, говорит, съем. Вот это-то и показалось мне странным: в школе не могла заставить бутерброд с собой взять, а дам конфету —горсть требует, одно­ му, видите ли, неудобно... А в один прекрасный день десятка из кошелька пропала. Я даже на­ помню хорошо, была или нет в кошельке, его спросила, пожал плечами, вылупился на меня, заторопился. Комсомольское собрание, говорит, не- жди, затянется. Ну, ладно. Я тоже собиралась куда-то и прошу: подожди, вместе выйдем, по до­ роге... Но пока квартиру запирала, он уже был таков. Только слышу — внизу дверь хлопнула. Неприятно мне стало, горько: вот уж и не нужна,., и с матерью пять минут по улице не хочется пройтись, а как прежде- любил... Выхожу из подъезда, а его пальтишко по другую сторону дома за угол метнулось. Куда бы это? Я—следом! А там улица длинная вдоль заводского забора, на дру­ гой стороне палисаднички. Смотрю —шагает вдоль забора, не торопит­ ся, вразвалочку. Что такое? При чем же комсомольское собрание? Перебежала я на ту сторону, прячусь за палисадами, за углами,, за деревьями. Далеко гак прошли мы с ним, обогнули заводскую терри­ торию, свернули в улицу, где и не была никогда, вышли к новым домам. Пока пряталась, куда-то девался. Огляделась —вокруг ни деревьев, «и посадок, степь голая, а в ней вдалеке будка железнодорожная. Дома стоят тыльной стороной, только у одного подъезды сюда выходят. Добе­ жала, вошла в крайний, чтобы остальные были в поле зрения. Жду. Два часа простояла я в том подъезде. Неловко, люди проходят, огля­ дываются. Пройдут —я опять к двери, к щелочке. И стало мне казать­ ся —пропустила его. Даже подумалось, а что если не здесь, а в будке железнодорожной? Раза четыре выходила из нее молодая дивчина, поез­ да пропускала. Издали было видно: краснощекая, черноволосая. Неуже­ ли, думаю, приголубила? Или с какой компанией неприятной связался? Что у нас, у матерей, на уме?.. Странный он последнее время. И десятка эта... Мельчайшие детали перебрала. Сердце стучало-стучало от ожида­ ния—и стучать перестало, отчаялась я, погасла. Вышла из подъезда, стою одиноко, смотрю в поле на дурацкую эту будку —домой надо идти. И вдруг из той самой будки вываливается он, Митька мой! Растерялась я, обратно в подъезд! Переждала, пока прошел, стою— сердца унять не могу. Ну вот, думаю, довоспиталась. Хоть посмотреть на нее еще раз, хоть бы вышла. Нет, не выходит. И я решилась. Ну что, правда, зайду и погляжу, возможно —поговорим, ведь я мать, меня ка­ сается, а от него ничего не добиться. Иду. Прямо в домик иду. Раскрываю дверь —и едва на ногах удер­ жалась. Кудрявая, румяная, стоит она у стола, рубит капусту. А на же