Сибирские огни № 08 - 1972

— Вот говорю, а у меня тут вянет, вянет,—прикладывала руку к впалой груди Ксенофонтовна, помаргивая подслеповатыми глазками. — А ты не думай про то, рассказывай,—подгоняла Юлька. — Ну, ладно, стучат поздно вечером, входят с хлебами: «Тяжело держать, хозяева»,—«Ну, положьте».—«Вот у этого человека все кодло пропало, нет ли овечки у вас?» —«Да мы не знаем, может, вы разбойни­ ки, киргизы али татары».—«Да нет, мы такие же православные». Неве­ ста выскочит в сени, а мать обратно ее—должна поздравствоваться! Длинная песня. Потом родители скажут «утро вечера мудренее», за ночь посоветуются: «Девок у нас пятеро, что же их нам солить, что ли?..» Как ни длинна оказывалась песня, допевать приходилось до конца: и как жениха спрашивали: «Ну как, Егор, нравится тебе наша невеста? Смотри, какая лебедка», и как невесту пытали на тот же счет, и как за- пойны справляли, и как из-под венца невеста «лихоманкой выскакивала», и как развозили девки по деревне, набившись в кошевку, косу — обши­ тый лентами веник. Но, видно, не близко было до Юлькиной свадьбы. Очень скоро узна­ ли все, что живет она с прорабом Акоповым, что ему тридцать восемь лет, и что жена у него зубной врач, и что деньги у него вольные и даже списанный газик для охоты купил. И на машине той катают они в лес, а в рестораны не ходят —Акопов осторожничает. А вообще-то, человек неплохой, добрый, широкий и на стройке уважаемый. Только лысина у него, а «а руках, на пальцах, с тыльной стороны волосы черные, как у зверя, растут. — Не понимаю,—сказала Елизавета Михайловна.—Ты так гово­ ришь, Юля, будто о чужом и далеком. Ведь ты не любишь его. Тогда за­ чем? Как определить это в нравственном смысле? Ты задумывалась? — А подите вы со своей нравственностью,—со смешочком, однако сердито, выговорила Юлька,—Меня, может, и любят за то, что безнрав­ ственная! А, говорят, кто в молодости грешил, тот пуще всего за чужую нравственность потом беспокоится, а? Елизавета Михайловна, сжав крупные, припухлые губы, глядела с насмешечкой: ну-ну. И так Юлька всем говорила «ты», даже Наде, а ей, единственной, «вы». Что ж, можно принять к сведенью. А Юлька, будто дразня, изощрялась больше. Почесывая худыми пальцами грудь, косясь на Елизавету Михайловну, позевывая, радостно объявляла: — Ой, скучает, дьявол! Ну, фиг-то он теперь получит. А то, ишь, заскучал. — Верно, Юлюшка,—соглашалась Ксенофонтовна,—у него на то жена есть. А ты больше с женатыми не вяжись. — Да холостые-то, Ксенофонтовна, без того тоже гулять не будут. Все теперь грамотные, подлюки. На них поглядишь только, а у них и ру­ ки наготове. — А по рукам и ударить можно,— высказалась задумчиво ^блед­ ная, бескровная Сима, которую только привезли из операционной. Все уже знали, что Симе двадцать шесть, а у нее трое детей, и женщины, страшно обеспокоенные, с утра учили ее, как избегать беременности, котя большинство лежало здесь по тому же поводу. — Когда и ударю1 А когда и нет, пускай побалуются,—отвечала Юлька, потягиваясь, с лукавой мордочкой. — Ишь, какая желанная,—рассмеялась Ира.—Смотри, доиграешь­ ся! Подай-ка мне журнальчик. Надя, ты прочитала? Мы дома «Работни­ цу» всегда выписываем, нынче газет выписали на двадцать восемь рублей.