Сибирские огни № 08 - 1972

яо, зацепил. Нет, бревно какое-то!» Вытянул, а это он, покойничек Чиб- риков, лежит целехонек, белый-белый промылся, не посинел, не распух, только ногу отъел кто-то. У нас тогда много разговоров было в деревне. Видишь, попал в холодное место и пролежал, а весной его опять вымы­ ло. А уж бабы говорили бог знает что... — Ну что покойников перебирать,— проговорила давно вернув­ шаяся Юлька —расскажи лучше, тетечка, как с живым мужичком жила? — А как жила, Юлюшка, как и все люди: ночью.спим, а днем ла­ емся. — Я думаю, они всегда кобели хорошие были,—Юлька говорила громко и оглядывала, смеясь, палату, явно завоевывая внимание и симпатии. Именно это не понравилось Елизавете Михайловне, но сказала другое: — Ох, и выражаешься ты, Юля! — А откуда нам культуры-то поднабраться? —отвечала Юлька, переглядываясь с женщинами.—В Венгерове у папаши с мачехой кро­ ме матерков ничего не услышишь, а на стройке... Правда, была в проф- училище библиотекарь интересная, встречи с писателями да художника­ ми устраивала—утром прочтут лекцию, а днем на практике так тур­ нут—хоть стой, хоть падай. В палате засмеялись. Елизавета Михайловна хмыкнула. Собствен­ но, какая Юлька девчонка? Лишь на год моложе ее невестки, а у не­ вестки сыну четыре года. «Распущенная девка со стройки», определила про себя она, чувствуя вдруг знакомую щемящую боль, происходившую всегда оттого, что бессильна была что-либо сделать. И в школе знала похожих. Бравируют, циничны. Не от внутреннего богатства, скорей от опустошенности — наносное, наигранное, прикрывающее ничтожные ком­ плексы. А в результате —моральные уроды или, в лучшем случае, за­ урядные личности. Да, она казалась суровой, резкой, но это не от характера, а от чув­ ства ответственности. Она никогда не была сама по себе. Она отвечала за многое происходившее в школах, в конце концов за поколение, ко­ торое выпускалось оттуда. Под этим знаком ответственности шла жизнь. Поначалу Елизавета Михайловна пыталась останавливать Юльку, когда та отпускала срамные словечки, поправляла, если произносила «смеюся» вместо «смеюсь», «вожуся» вместо «вожусь», выговаривала за сигареточки (ссужал же кто-то в коридоре!). Юлька огрызалась беззлоб­ но и весело, но глаза всякий раз словно задергивались черной лаковой пленкой. На второй день Юлька освоилась совершенно. Она почти не лежала, а все вскакивала, ходила по палате, приносила кому-то пить или судно, звала нянечку, сестер, заглядывала на посетителей, толпившихся под окнами, подзывала, передавала. К ней никто не приходил, и ее угощали яблоками и компотами. Она, не чинясь, брала и яблоки, и компоты, и печенье Верно, веселая и открытая была, и с Ксенофонтовной заве­ лись у нее печки-лавочки —она ловко потрошила ее память, доставляя удовольствие себе и палате. Колчаковщина мало занимала ее — Ксенофонтовна помнила мелкие стертые детали, повторяла общие места о жестокости и партизанах, ко­ торые Юлька по фильмам знала лучше. Зато все, что касалось сватов­ ства и свадебных обрядов, интересовало ее крайне. Она вся подбиралась, поджималась, сидела не шелохнувшись, только блестели живые круглые глаза на темном пылающем лице — словно сама готовилась к свадьбе.