Сибирские огни № 08 - 1972
Та помнила гиблые дни колчаковщины, и как колхозы зачинались, и как в войну жили, и с утра заводила свои сказки-присказки. Сухонь кая, подслеповатая, со съеденными зубами, она говорила тихо и, каза лось, без всякой связи с предыдущим, поминая каких-то никому не ведомых людей, будто жила в особом мире или во сне, думала там, ко пошилась в памяти и вдруг выносила на свет. Что-то в ее вязком, вялом голосе, в ее историях-видениях было приманчиво для палаты, живущей куда более реальными ощущениями. Сейчас она выговаривала новой соседке, поднявшейся в по стели: — Ты, Юлюшка, не садилась бы, полежала бы пару деньков, а то, гляди, как бы чего не подеялось, сказывали —острая ты была. — Ничего не сделается, тетечка, я крепкая. Подумаешь, что такое. Я тут по третьему заходу. Голос резковатый, какой-то горловой, и теперь она показалась Ели завете Михайловне постарше, несмотря на круглые, радостные черные глаза и мальчишескую стрижку (впрочем, почти такую же, под Гавро- ша, как у Елизаветы Михайловны, только более взъерошенную). Взрос лое, страдальческое, было в губах, своенравно опущенных. — Тебе который же год? —спросила и Ксенофонтовна. — Двадцать третий с Нового года, а мне меньше дают. Ну, когда шиньон приколю, еще туда-сюда. — Не боишься спортить себя? Мы-то смолоду рожали все. Уменя их шесть ртов было — вот какая темнота была. И муж ничего, дозво ляет? — А у меня нету его. Не пожалей Юлька себя, никто не пожалеет, пожалуйте —в матери-одиночки!—она улыбнулась сразу всем довери тельно и дерзко: —А Юльке не захотелось почему-то! — Веселая девочка,—одобрительно сказала Ира, продавщица га стронома, года на три постарше Юльки, но белая и пышная, как подби тая лепешка.—Ты где работаешь? — На строительстве. От тридцать пятого СМУ. Все гражданские объекты здесь каши, сейчас жилмассив гоним за троллейбусным парком. Числюсь штукатуром —пятый разряд, но больше малярим. Полежу тут, может, пальчики маленько подживут.—Она так и произнесла: «пальчи ки» и, поднеся их к глазам, внимательно оглядела. Дотянувшись до халата на спинке кровати и откинув одеяло, вста ла, и все увидели, что у худенькой, небольшой, суховатой Юльки высо кая, не по телу развитая грудь. И опять было что-то вызывающее в том, как она запахнула халат вокруг тощего тела, подхватив худыми руками под грудью, еще больше подперев ее, как пошла, переваливаясь из осто рожности с ноги на ногу, под ворчанье Ксенофонтовны: «Куда, куда от правилась, сюда подали бы». — Елизавета Михайловна,— попросила Ира,—у тебя остались таб- леточки? Спать хочется, переломала ночь с этой дурочкой, а не заснуть. -— Тебе полезно, и так толстая,— сказала Надя, лежавшая в про тивоположном углу тоже у окна. Она преподавала английский, и кро вать ее была завалена газетами и журналами. — Что ты, муж обидится, если похудею, он на сдобненькое больно падкий. Одиннадцать коек — большая палата. И все же, пролежав пять дней, привыкаешь и к белым больничным стенам, и к порядку кроватей, и к обходам врачей, и к присутствию сестер, и к отсутствию нянек, да же к своему матрацу на сетке, а главное —к обитателям палаты и к особым, коротким отношениям с ними, будто прожили вместе пять лет.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2