Сибирские огни № 08 - 1972

Ксенофонтовна выспрашивала что-то слабым голосом, Елизавета Михайловна расслышала ответ: «Дежурный врач, кто же еще» —и в ответе прозвучало неодобрение, относившееся, наверное, к той, кого привезли и только что оперировали. А та лежала на спине, провалившись в сетку кровати, так что верб­ люжье рыжее одеяло, плоско покрывало ее, свет падал на живот и «а ноги, лица не достигал, виден был только задранный кругленький под­ бородок. Но даже по этому подбородку Елизавета Михайловна угадала молоденькую —в ней всегда что-то вздрагивало, напрягалось, обостря­ лось, когда дело касалось молодости. За многие годы работы инструк­ тором районо молодость стала ежедневной, ежечасной заботой и болью ее. В шесть утра, когда принесли термометры и с подушек начали при­ подниматься сонные лица, она невольно опять посмотрела за Ксено- фонтовну, дремавшую слева. Там все так же неподвижно лежало под рыжим одеялом плоское женское тело, и в ярком электрическом свете, неуютном и жестком в этот час, темнело на подушке маленькое лицо с круглым подбородком. Сестра нагнулась над ним, загородив на мину­ ту, и отошла, а лицо, казалось, продолжало закрытыми глазами смот­ реть в потолок. Ей было совсем немного, может быть, восемнадцать или даже шест­ надцать—такие сидели за партами в школах. Видно, что-нибудь не­ ладное, если оперировали срочно. Чего только не выпадает на долю женщин еще с девчонок. Впрочем, и девчонки пошли разные. Елизавета Михайловна стала думать о недавнем случае в одной школе —в восьмом классе! —нашумевшем на весь район и выведшем всех из равновесия. И девочка была из хорошей семьи архитекторов, и мальчишки —один сын инженера, другой —партийного работника. Но там была распущенность. Елизавета Михайловна обвиняла родите­ лей, главное —матерей. Когда приходит время любить, и девочки и мальчики ходят с отуманенными глазами, пишут стихи, бегают на сви­ данья, ссорятся с родителями и даже идут против семьи —это она пони­ мала, она не была ханжой, хотя многие и считали ее слишком стро­ гой. Но строгость —не ханжество. Однако тут была явная распущен­ ность. Да, конечно, школа и комсомол, но прежде всего —семья. И фильмы, и литература. Впрочем, не только западные. Современный ро­ ман да и пьесы предполагают оголенность отношений, словечко «секс» чуть ли не обязательно в рецензиях и статьях, а уж в разговорах мо­ лодежи... Молодежь, которая приходила к ее Мите и Ленке...-—да без этого словечка споры не казались им умными! В последний раз она «выдала» им, как они выражаются. Возможно — грубо. Посмеиваются, дьяволята. Скажите, какие застрахованные... А на Западе сами уже за голову хватаются... Тревога и боль, боль и тревога... Елизавета Михайловна задремала и открыла глаза, когда мартов­ ский свет, подогретый солнцем, ползал по койкам, в палате шуршал го­ ворок и маячили завернутые в халаты женщины. С тележки разносили по тумбочкам завтрак. Несмотря на полноту, Елизавета Михайловна легко спустила ноги с кровати, взъерошила, подбила расческой волосы, умело подкрашенные, накинула халат и пошла умываться. Она привыкла двигаться быстро, при случае, в веселом застолье, могла еще тряхнуть «цыганочкой», но, сделав два шага, вспомнила, что двигаться следует медленно, да она и впрямь чувствовала еще слабость. Когда вернулась, все завтракали, сидя или лежа, однако молча, без обычного утреннего оживления, поглядывая в угол Ксенофонтовны.