Сибирские огни № 08 - 1972

В Иерусалиме поезд стоит долго, а я запасаюсь терпением —еще часа два тянуться. Ближние, подмосковные, вышли. По пустому про­ ходу побежал мальчишка —скулы обтянуты, босой, штаны сползают с то­ щего зада. Задерживаясь возле каждой лавки, уставясь на баб огром­ ными черными голодными глазами, громко, на весь вагон, тянет: — Те-етенька, дай хлеба! Те-етенька, дай хлеба! Те-етенька, дай хлеба! И откуда он взялся тут? Теряясь и торопясь, женщины ищут куски, суют мальчишке. Поезд тронулся, и мальчишка исчез —успел, знать, соскочить. Дым ползет вбок от поезда, и на повороте видно, как рои искр вьются возле паровоза, будто огненные слепни над чудовищной коня­ гой. Разлетаясь, они падают в придорожный редкий кустарник и уми­ рают. В приспущенное окно сквозь гарь наносит живым теплом жар­ кого августовского дня. На взгорке машет крыльями беленький, как то­ ченая игрушка, ветряк — господи, сроду их тут не было. Когда влез в вагон толсторожий немолодой мужик, обросший се­ дой щетиной, я не видела. Услыхала только — балагурит с бабами: — Хочешь со мной летать? Продавай дом и корову! — Ба, жених какой нашелся! Не нужон ты мне, ты поедешь в дру­ гую сторону жениться, а я с пузой останусь. — У него, чай, семьдесят семь и хозяин всем! Отбрехиваясь, ерничая, мужик продвинулся на середину, откаш­ лялся, собрался и неожиданно запел сочным, сильным голосом. Видно, сам смастерил песню, не погнушавшись, впрочем, помогой известного композитора. У известного ■ композитора была одна песенка, имевшая двойные крылышки, поскольку пришлись по душе людям и мотив ее, и верно подмеченное обстоятельство, что «без воды и ни ту- ды и ни сюды». Мужичок сориентировался и расширил значение зна­ комых слов: А как грянет наш мороз. Подожмет собакам хвост, Приморозит им зады — И ни туды, и ни сюды! Скоро Гитлеру конец... И так далее. Выходило, что и Гитлеру, и Гиммлеру, и всем прис­ ным их — «ни туды и ни сюды». Народ это одобрял. Мужик быстро и весело собрал со всего ва­ гона рубли. Отдавали, улыбаясь, чему-то радуясь. Едва он вышел, в вагон вдвинулся бочком щупленький старикаш­ ка в рваном рыжем армяке и с такой же рыжей и драной бороденкой. Песню заблажил с ходу, нудную и печальную. Старинную. Которую, возможно, блажили убогие на папертях. Многие бабы прослезились, но деньги уже отдали, да и подавать этому нищему не хотелось, хотя этот как есть был настоящий, а тот сразу стал всем неприятен, показался ненатуральным, едва ли «е про­ щелыгой. И все почувствовали неловкость и сердились на старика, ста­ рались не глядеть на него. А он шел между лавками и взывал: «Дамоч­ ки-мамочки! Разве вы не видите, разве вы не слышите —я вас спра­ шиваю, я к вам обращаюсь...» Дамочки в одежинах поталкивали под лавками мешки и сумки, за­ пахивали кацавейки-телогрейки и отворачивались —своей нужды хва­ тало. Но через пару остановок явился третий, и был у него баян через плечо.