Сибирские огни, 1972, № 07

о нем один из персонажей новеллы, учи­ тель-пенсионер Захарыч,— одевался так же, как и все казаки. Не любил он, знаешь, разную там парчу... и прочее... Это ж был человек! Как развернется, как глянет ис­ подлобья — травы никли. А справедливый был!» Таким донесла до нас образ Разина на­ родная легенда. Но как лицо историческое, он, конечно же, неизмеримо сложнее и за­ гадочнее. Недаром Разин стал героем ряда художественно-исторических произведений. В каком отношении к ним стоит роман В. Шукшина? У него не стоит искать широкой и соч­ ной картины эпохи, ее быта и нравов — то­ го, чем справедливо славится роман А. Ча­ пыгина. Нет в его произведении и истори­ ческой обстоятельности Ст. Злобина. От­ сутствует, например, предыстория разин- ского восстания, его проло". Не показан и персидский поход Разина. Дано лишь самое необходимое и относящееся непосред­ ственно к личности крестьянского вождя. Эскизны образы рядовых участников вос­ стания. Почти не видно развернутых быто­ вых описаний, а те, что есть, сконцентриро­ ваны. вокруг центрального героя. Что он сумел сделать и что не сумел и почему — вот основной вопрос, поставлен­ ный автором и оправдывающий заглавие романа. Шукшин избегает литературщины, отсе­ бятины, стремится к предельному лакониз­ му и деловитости слога. Однако не помыш­ ляя о летописном историзме, но пытаясь увидеть Разина глазами нашего современ­ ника, неравнодушного к образам отечест­ венной истории, к прошлому. Он домысли­ вает прежде всего не события, но психоло­ гию, внутреннюю программу своего героя — «единственно поэтического лица в русской истории», по слову Пушкина. А здесь автор свободен, волен выбирать. Опустив некото­ рые исторически значительные подробности, писатель, например, не мог обойти факт паломничества молодого Разина в Соловец­ кий монастырь, ибо он проливает добавоч­ ный свет на внутренний мир Степана. И Разин получился у Шукшина такими каким он хотел его увидеть. Противоречив вым, мятущимся, ищущим опоры. Но от­ нюдь не разгульным удалым молодцем Ва­ силия Каменского и не таким мудрым и уравновешенным, как у Ст. Злобина. А глав­ ное— характер дан в развитии, намечена линия его духовного роста. Сын своего времени, Разин в молодости религиозен. Верит в то, во что верят окру­ жающие, хотя и к богу подходит по-свое­ му, ожидая, когда тот, наконец, совершит чудо и восстановит на земле справедли­ вость. Скоро это ожидание становится не­ посильным для деятельной и человеколюби­ вой натуры. «Куда же он смотрит? Нет, тут и понимать нечего: плохой бог. Злой. Людям не хочет помочь — какой это бог?!» Следующая стадия его жизненной эво­ люции — разбойная вольница, давшая са­ мую щедрую пищу легендам. Эго тот Ра­ зин, который соблазняет станичников пер­ спективой «погулять ...по чисту полю, красно походить, сладко попить да поесть, на доб­ рых конях поездить». Тот лихой атаман, ко­ торому еще почти неведомы сомнения, со­ жаления о напрасных жертвах. Но Шукшин- "* на интересует не он, а «третий», зрелый Разин, поднимающийся от смутного недо­ вольства социальной несправедливостью к осознанию необходимости устранить ее зем­ ными средствами, силами угнетенного наро­ да. За этим Разиным идут уже многие, ему верят, его любят. Его крепнущая боевая мощь вселяет ужас в бояр и в самого Алек­ сея Михайловича. Однако чем дальше, тем больше начинает задумываться атаман, спрашивать себя, что же дальше и какова конечная цель восстания. Ведь идут они не только на бояр, но и против самодержца и, значит, свергнув его, должны кем-то заме­ нить. Кем же — другим, «мужицким» ца­ рем? Но разве может мужик или казак пе­ рестать быть самим собой и превратиться в царя либо патриарха? Не однажды в романе разницы играют на досуге в «царя» — и каждый раз это создает грустно-комическое впечатление. Любопытен диалог между атаманом и од­ ним из его безымянных сподвижников, иг- . раюшим роль «патриарха». I «— Ну, подумай шутейно: стали мы —• н царем, ты патриархом. Что делать станем? — Хм... Править станем. — Как? — По совести. — Да ведь и все говорят — по совести. И бояры вот — тоже по совести, говорят. — Они говорят, а мы б — делали. Я уж не знаю, какой бы из меня патриарх вышел, может, хреновый, но из тебя, батька, царь выйдет. — Откуда ты знаешь? — Знаю... Я мужика знаю, сам мужик, стало быть, знаю, какой нам царь нужен. — Какой же? — А мужицкий. — Ну, заладил: мужицкий, мужицкий,- Я сам знаю, что не боярский. А какой он, мужицкий-то? — Да ведь тут все и сказано: мужиц­ кий. Чего же тут гадать-то? — Не ответил. Знаю, погулять мы с то­ бой сумеем, только там и для других дел башка нужна»;__$ Разин дальновиднее большинства сто­ ронников и понимает, что управлять по­ труднее, чем воевать («Войну воевать — это каждый мужик может... А вот власти его никто не учил»,— скажет у С. Залыгина Мещеряков — тоже крестьянин и тоже вождь). Но понимая, не в состоянии стать умнее своего времени. И своей сословной среды. Привыкнув полагаться лишь на казаков, Разин не решился в переломный момент восстания опереться на всю крестьянскую массу, а под Симбирском даже покинул тех мужиков, что встали под его знамена.