Сибирские огни, 1972, № 07
в то же время трудно найти другого совре менного автора, в произведениях которого было бы столько героев, выламывающихся из всякого быта, из наезженной житейской колеи. Последний фильм Шукшина, создан ный им по мотивам собственных рассказов, недаром называется «Странные люди». Не все они одинаково «странны», но почти все — куда-то устремлены, собираются ехать, принимают важные решения или го товы совершить опрометчивый поступок, взывают к судьбе и ее испытывают. А меж тем событий в его новеллах не так ужу много, и внешне они не очень значительны. Чудик собрался в гости к брату, которого давно не видел, Максим Волокитин озабо чен поисками нужного лекарства, пожилой ответственный работник садится ночью за письмо к однокашнику... Внутренние мета морфозы, душевные сдвиги, по сути дела, оттесняют на второй план внешнее событий ное движение, хотя и не отменяют его; ведь за душевным порывом и эмоциональной активностью вообще должно следовать дей ствие, поступок, хотя само оно может быть и не показано. В новелле «Раскас» от героя ушла же на, но подробности этого происшествия опу щены. Главное — письмо, которое пишет потерпевший Иван Петин в редакцию рай онной газеты, дабы излить душу и присты дить неверную супругу и ее нового избран ника. Из письма, которое и стало поступ ком Петина, видно, что горе его трудноиз лечимо, потому что происшествие никак не укладывается в сознании человека, твердо уверенного - в наличии у всех и каждого «совести».V Отмеченная психологическая направлен ность не могла не наложить на повествова тельный стиль автора особого отпечатка. Ныне уже односторонними кажутся сужде ния некоторых критиков о безусловной эпичности шукшинских рассказов. «Стиле вые позиции... Шукшина,— писал, например, Я. Эльсберг,— противостоят, в сущности, лирическому стилю в его лучших проявле- , ниях... Мы... переносимся в мир ярких кра сок, в котором живут резко очерченные, решительные люди, здесь нет плавности и недосказанности, характеристики лаконичны и броски, рассказы фабульны и динамич ны»11. Наблюдение критика чересчур сум марно, учитывает лишь определенную груп пу новелл. Выше я уже говорил о тех из них, где фабульное движение сведено к ми нимуму. Но нужно уточнить и другую мысль — об отсутствии у писателя «плав ности и недосказанности». Рассказ «Вянет, пропадает» развертыва ется как бытовая сценка, в которой важ ная роль принадлежит диалогу, а авторская речь напоминает развернутые ремарки. Трое людей — мужчина, женщина и подросток — сидят за столом и ведут неторопливый раз говор, изредка поглядывая в окно на хму 1 Я- Э л ь с б е р г . Два стиля,—«Лит,, Рос сия» .__[7_августа 1964 г. рую осеннюю погоду. Вот и все. Но удиви тельное настроение создает рассказ, если читать его внимательно! Сочувствие к ге роине, грустная усмешка, досада... Дело именно в том, что мы домысливаем недо сказанное (но вытекающее из авторского ^ текста); одиночество женщины и ее терпе ливое ожидание счастья, духовный «ваку ум» в жизни дяди Володи, который он пы тается — и снова безуспешно — восполнить комфортом, раннюю и невеселую рассуди- > тельность растущего без отца Славки. До мысливаем, понимая: автору есть что ска зать о своих персонажах, но сами они по тем или иным причинам избегают говорить напрямую. «Все трое некоторое время смотрели в окно, слушали глухие звуки улицы. Про сторно и грустно было за окном. — Завтра хороший день будет,— сказал дядя Володя.— Вот где солнышко село, не бо зеленоватое: значит, хороший день бу дет. — Зима скоро,— вздохнула мать. — Это уж как положено. У вас батареи не затопили еще? — Нет. Пора бы уж. — С пятнадцатого затопят. Ну пошел. Пойду включу телевизор, постановку ка кую-нибудь посмотрю. Мать смотрела на дядю Володю с таким выражением, как будто ждала, что он вот- вот возьмет и скажет что-то не про телеви зор, не про софу, не про медвежью шку ру — что-то другое». Умолчание здесь — эффективный способ характеристики, а не дань распространен ной моде, вызывающей справедливые наре кания1. По тому же, в общем, художественному принципу построены новеллы «Случай в ре сторане», «Космос, нервная система и шмат сала», «Капроновая елочка». Лако низм, словесная многозначность, напряжен ность подтекста, вбирающего в себя, как ' правило, авторскую оценку, музыкальность построения — все это позволяет отнести их к числу наиболее удачных произведений писателя. Шукшин меряет своих героев самой вы- 1^" сокой мерой — мерой человечности, спра ведливости, доброты. И хотя их поступки чаще всего обыденны, речи — немногослов ны и прозаичны, за ними ощущается лич ность автора — сочувствующего, радующе гося, негодующего. Близко к истине ут верждение И. Левшиной; «При всех достоинствах событийного сюжета... при всей удивительности «странных» людей, на селяющих рассказы В. Шукшина, главное в его прозе он сам -—автор, рассказчик»2. Бесспорно, к лирической прозе, представ ленной такими, в частности, писателями, как В. Лихоносов, Ю. Куранов, произве дения Шукшина все-таки не отнесешь, од- 1 См. Д. Ур н о в . Мысл^,- изреченная и скры тая.—«Вопросы литературы», 1971, № 7. 2 И. Л е в ш и н а . Шукшин против Шукши на? —«Искусство кино», 1970, № 2. 11 Сибирские огни №7 161
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2