Сибирские огни, 1972, № 07

знает, откуда пришли и куда идут его герои. Пожалуй, Шукшину не хватило именно такого знания. В его Кузьму веришь с тру­ дом. Что можно о нем сказать, кроме того, что это хороший, но, пожалуй, излишне пылкий, увлекающийся человек? Вроде бы не крестьянин, но и от горожанина в нем немного. Так и кажется, что перед нами все тот же отчаянный парень из «Сельских жи­ телей», но только в другом обличии. Сво­ его рода проекция ' уже найденного героя на иную историческую обстановку, испы­ тание свойственного ему комплекса мыслей и чувств ее особыми условиями. Но эти условия предъявляют к личности свои тре­ бования, •диктуя определенный тип челове­ ческого поведения. Не считаясь с ними, нельзя показать социальные антагонизмы эпохи изнутри. Отчасти это и произошло в романе. Внешняя сюжетная динамика повествова- ния иногда подменяет подлинную конфликт-1 ность событий. Умело связал автор в один узел судьбы всех главных персонажей и каждому дал сыграть свою роль до конца. Сделав Кузь­ му и Егора Любавина не только классовы­ ми врагами, но и соперниками в любви, он обострил интригу, но при этом не избежал разного рода натяжек. Временами создает­ ся впечатление,' что сравнительно поклади­ стый Егор мог бы остаться в стороне от событий, если бы Кузьма не вынудил его к решительным действиям своим поведени­ ем по отношению к Марье, его невесте. Что касается таких эпизодов, как бегство из-под ареста разбойника Гриньки, поиски клада, убийство главаря банды Закревского, то они выглядят уж вовсе необязательными, некоей данью «кинематографичности». Пригодилась тут и сельская экзотика: сенокос, ритуал сватовства, кулачный бой. Впрочем, сами по себе сцены эти вырази­ тельны, как и картина деревенского самосу­ да. Знания быта, в особенности кондового, старокрестьянского, Шукшину не занимать. И темные, звериные стороны его он видит прекрасно, порой даже щекочет нервы чи­ тателя нарочито натуралистическим описа­ нием, подробностью. «Закревский успел немного отбежать, но споткнулся и упал. Егор навалился на него. Под руку сразу, как нарочно, попало горло,— зобастое, лип­ кое от пота. Егор даванул. Горло подат­ ливо хрустнуло в кулаке, как яйцо. Закрев­ ский захрипел...» И когда рядом с этим, по соседству, на­ талкиваешься на нечто приблизительное, отдающее романтической идеализацией («Когда он шел, просторная одежда струи­ лась на его могучем теле,— он был прекра­ сен»), не можешь отделаться от ощущения стилевой дисгармонии и некоторой автор­ ской торопливости. Написанный неровно, хотя и не без бле­ ска, роман стал немаловажной и поучитель­ ной вехой в творческом развитии Шукши­ на. Можно предполагать, он заставил его более серьезно задуматься над проблемами мастерства, возможно, отчасти подвел к мысли о том, что жанр новеллы больше соответствовал его тогдашним писатель­ ским устремлениям. Так или иначе, следую­ щей книгой его стал опятб сборник рас­ сказов. Возвращение на исходные позиции, к ис­ пытанному жанру? Не совсем так. В «Лю­ бавиных» оказалось несколько нарушенным нормальное для реалистического повество­ вания соотношение между реальностью и вымыслом. Следовало восстановить равно­ весие, чтобы творческая фантазия уравнове­ шивалась материалом объективной дейст­ вительности, ее непреложными фактами. Именно тогда прозаический стиль обретает живую затрудненность дыхания, а об авто­ ре говорят, как о художнике-исследователе. Шукшин твердо выбрал этот путь, мало того,— превратил это в своеобразную, не лишенную полемической заостренности про­ грамму. Складывалась она постепенно, в борьбе с шаблонами прекраснодушной беллетри­ стики. Вспомним, например, рассказ «Вос­ кресная тоска» — из первого сборника. Его герой, начинающий писатель, подтрунивает над соседом по общежитию, который никак не может решиться на объяснение с люби­ мой девушкой. И так он волнуется за него, так желает приблизить финал, что, прово­ див однажды друга на свидание, сочиняет рассказ, где развязка уже наступила и лю­ бящие счастливы. Поздно вечером сосед вернулся домой, прослушал написанное. «Ничего»,— сказал он. Только прибавил, что не были они на реке и на закат не лю­ бовались. Да и вообще никуда не ходили, потому что подойти к девушке он так и не решился... В сборнике «Там, вдали» (1968) установ­ ка на ничем не сдобренную реальность, на действительный факт и случай осознана и подчеркнута. «В село Красный Яр из города (из го­ родского Дома моделей) приехала группа ’молодых людей. Демонстрировать моды. Было начало лета...» Так начинается рассказ «Внутреннее содержание». Будничная, деловая интона­ ция. Никаких пассажей «от автора». Мини­ мум «психологии». Все держится на сопо­ ставлении двух типов жизневосприятия: городского, свойственного приезжим пар­ ням и девушкам, и деревенского, печатью которого отмечены местные парни, братья Сергей и Иван. Ничего особенного не про­ исходит, перед нами мало примечательный бытовой эпизод. В клубе гости демонстри­ ровали перед собравшимися образцы мод, еще не проникших на село. Аудитория смо­ трела, слушала: «Вот как, однако, можно одеваться...» Мода модой, но любопытно и поговорить с этими веселыми, уверенными в себе людьми которые как раз останови­ лись «на фатере» у братьев. Только ничего не вышло из их разговора с девушками- манекенщицами: слишком различны житей­ ский опыт, интересы, привычки. Ну, что ж—