Сибирские огни, 1972, № 07

В общих чертах определился и герой моло­ дого прозаика — крепкий, ершистый дере­ венский парень, ищущий приложения сво­ им Недюжинным силам. Ему не сидится на месте, но и о городе его мысли смутны и неопределенны. Впрочем, суть даже не столько в этом. Просто он хочет выйти за пределы каждодневного и примелькавше­ гося: ищет необыкновенную любовь («Клас­ сный водитель»), сжигает себя на работе («Светлые души»), пробует силы в искус­ стве («Стенька Разин»), Там, где писателю удается подняться над уровнем простой за­ рисовки, виден его острый интерес к нрав­ ственной проблематике. Логична в этой связи и ориентация Шукшина на традицию чеховской новеллы. Сказывается она в ха­ рактере концовок, внимании к неожидан­ ным, емким деталям, иногда в интонации. Даже пейзажи выдержаны в ее духе: «Шу­ мела река, шелестел в чаще ветер. Вода у берегов порозовела — солнце садилось за далекие горы. Посвежело. Ветер стал дер­ гать по воде сильнее. Река ершилась рябью». Здесь уже чувствуется сжатость и собран­ ность стиля зрелых вещей Шукшина-рас- сказчика. Пройденная им школа принесла впоследствии добрые плоды. Если в «Сельских жителях» Шукшин писал о современной деревне, то в романе «Любавины», вышедшем два года спустя, он обратился к ее прошлому — двадцатым годам. Казавшийся неожиданным, этот уход в историю внутренне был оправдан. Чтобы художнически осознать существо происшед­ ших в селе перемен, соотнести те стороны его бытового уклада, которые связаны с прошлым, с тем, что принадлежит будуще­ му, потребовалось в известном смысле вер­ нуться к первоистокам. И здесь, как мы знаем, Шукшин не был одинок: с разных сторон к решению той же задачи шли и другие молодые прозаики, писавшие о де­ ревне. Правда, их в основном интересовало то устойчивое, традиционное, что определя­ ло психологию крестьянина на протяжении ряда поколений. Шукшин же, не менее чут­ кий, чем они, к своеобразию сельского бы­ тового уклада, задумал рассказать о том драматическом периоде истории, когда ос­ новы эти были потрясены и высоко взмет­ нулось пламя классовой борьбы. В центре повествования — крепкая ку­ лацкая семья. История ее борьбы с новой властью за свои права и привилегии со­ ставляет сюжетную основу произведения. Нам не известно, как Любавины достиг­ ли процветания. Зачин романа застает их уже вполне законченными, стабильными представителями зажиточной прослойки, которых на селе не любят и в то же время побаиваются. Эпизод неудачного нападения на почту говорит о том, что ради «золотиш­ ка» они готовы на все, но путь этот пока еше не совсем ими освоен. Живописны они, все пятеро, особенно в первых главах,— «спокойные, угрюмые, с насмешливыми глазами вприщур». Сила­ чи, хитрецы, гуляки. Сам дом их высится среди соседских изб, словно крепость. Ка­ жется, никто не устоит перед жадной зве­ риной хваткой сыновей Емельяна Спири­ доновича, и нет предела их своеволию. За­ хотел—увел коня у торговца-татарина, взбрело на ум — женился на неровне, бед­ няцкой дочери. Не идилличны отношения между старшими и младшими членами семьи, в основе их — страх и чувство со­ перничества, но понимают они друг друга с полуслова, потому что Скроены из одного- материала, любят и ненавидят одно и то же. Вот сцена жестокой драки между отцом и сыновьями после сватовства Егора. Иска­ женные злобой лица, взмахи увесистых кольев, кровь и ругань... Казалось бы, ни о каких прочных родственных узах не мо­ жет быть и речи. Но проходит время, и Любавины снова вместе. Младшие созна­ ют, что гнев старших вызван заботой о со­ хранении семейного престижа и процвета­ ния, и это помогает забыть обиды. Когда на пути Любавиных встали боль­ шевики, командированные в уезд, чтобы выследить банду и заодно помочь местным властям наладить работу, они не замедли­ ли объединиться и вступить с ними в борь­ бу. Ведь под угрозой оказался весь усто­ явшийся порядок их жизни. С этого момен­ та действие романа ускоряет свой бег. Кро­ вавые стычки и погони, поджоги и убийства говорят о решимости кулаков биться до конца. Но всмотримся в тех, кто противостоит колоритно выписанным, хотя и несколько статичным, фигурам деревенских заправил: дядю и племянника Родионовых, кузнеца Байкалова, Яшу Горячего. Несмотря на стремление автора вызвать к ним симпа­ тию, изображены они гораздо менее убе­ дительно, порой схематично. Один, стар­ ший среди них по возрасту, партиец с под­ польным стажем, слишком благостен; второго, помоложе, то и дело терзает любовная лихорадка, заставляя совершать опрометчивые поступки; третий выглядит чуть ли не былинным богатырем, сокрушаю­ щим полчища врагов. Остальные и вовсе невыразительны, исключая, быть может, отца Марьи, старика Попова. Вспомним роман Г. Маркова «Отец и сын», события которого хронологически почти совпадают с тем, о чем повествует В. Шукшин. Драматична история бедняцкой коммуны, всколыхнувшей вековую тишину ’ Васюганья. Точной, уверенной кистью обри­ сован кулак Порфирий Исаев, ушедшие в подполье белые офицеры. Но и образы Ро­ мана Бастрыкова и других коммунистов отличаются не меньшей художественной за­ вершенностью. Ничего не упрощая, захва­ тывая всю полноту жизненных явлений, ав­ тор постепенно достигает внутренней напря­ женности повествования, вобравшего в себя многие судьбы, коллизии, страсти. И едва ли не все сюжетные ходы выглядят тут оправданными, подкреплены материалом действительности. Убедительность общей картины выше, когда писатель хорош»