Сибирские огни, 1972, № 07

ным голосом: •— Бот что я вам скажу: профсоюзы поступили так потому, что у них есть гражданская совесть. И не у них одних. Всякие съезды и одиночные клиенты бу­ дут все чаще избегать нашей гостиницы, и ей подобных, пока мы не признаем, наконец, что времена изменились. Уоррен Трент замахал на Ройса руками. — Скажите ему сами,— обратился он к Питеру.— Здесь мы можем быть откро­ венны. — Видите ли,“ спокойно сказал Питер,— я согласен с Ройсом. — Да ну, мистер Макдермот? — съязвил Ройс.— Вам,— небось, кажется, что сегре­ гация вредит делам? Мешает работать? . — Да, в частности, и это тоже причина,— сказал Питер.— Но не единственная для меня, как вы думаете. Трент стукнул кулаком по подлокотнику кресла: — Хватит вам! Дураки вы оба, вот в чем причина. Вопрос был наболевший. В штате Луизиана гостиницы, принадлежащие крупным компаниям, несколько месяцев тому отменили сегрегацию; лишь несколько независимых предприятий во главе с «Сент-Грегори» упорно сопротивлялись переменам. Большин­ ство из них на первых порах подчинялись закону о гражданских правах, но только для виду. Когда общественный интерес к этой проблеме поостыл, они потихоньку вернулись к своей традиционной политике сегрегации. Против них шли бесконечные судебные тяжбы, но было ясно, что упрямцы, пользующиеся поддержкой местных властей, смо­ гут продержаться еще долгие годы. — Нет! — Трент яростно раздавил в пепельнице окурок.— Что бы там в других штатах ни происходило, я считаю, что мы к этому не готовы. Ну, ладно, потеряли мы профсоюзный съезд. Ничего страшного, надо пошевеливаться и искать других кли­ ентов. Сидя в гостиной, Трент слышал, как за Макдермотом захлопнулась наружная дверь, как Ройс прошагал в свою заставленную книгами клетушку. Через несколько минут Ройс отправится на занятия. Тишину просторной гостиной нарушало лишь шипение кондиционера и случайные звуки большого города, пробивающиеся через толстые стены и плотно закрытые окна. Лучи утреннего солнца медленно скользили по ковру, и, глядя на них, Трент чувство­ вал, как у него тяжело бьется сердце,— оттого лишь, что он на несколько минут дал волю гневу. Пожалуй, надо отнестись к этому серьезно. Но что поделаешь, его сейчас столько вещей раздражает и расстраивает, так трудно владеть своими чувствами, а еще трудней смолчать. Такие вспышки, как сегодня, можно, наверное, отнести за счет стар­ ческой раздражительности. Но, вероятнее всего, они случались потому, что Трент чув­ ствовал: что-то уходит от него, ускользает навсегда из его власти. Да и разозлить его было всегда нетрудно — за исключением тех нескольких кратких лет, когда Эстер пы­ талась привить ему терпимость и чувство юмора. Трент погрузился в воспоминания. Как давно это было! Тридцать лет назад он внес ее на руках в эту самую комнату — юную, сияющую новобрачную. Как быстро промелькнули их счастливые годы — и вдруг полиомиелит, и через сутки Эстер не стало. Трент остался один. Впереди у него оста­ валась еще целая жизнь — и гостиница. Теперь в гостинице немногие помнили Эстер, а если и вспоминали, то очень смут­ но, не так, как Уоррен Трент ее вспоминал: для Трента она была как весенний цветок, она украсила и обогатила его жизнь, как никто другой ни до, ни после нее. Ему показалось, что позади него в тишине раздался мягкий шелест, свист шелка. Он повернул голову: чепуха, причуды памяти. В комнате было пусто. Странное дело, ему захотелось плакать. Он с трудом поднялся с кресла, превозмогая боль в ноге. Подошел к окну, из ко­ торого открывался вид на островерхие крыши Французского квартала (его снова стали называть Вье-Карре, как в давние времена), на Джексон-сквер и шпили собора, свер