Сибирские огни, 1972, № 06
С самого утра не промолвивший ни слова, Акар, зычно, громко, так что всем слышно, прокричал: — Пе-ре-рыв! И все припустили к тальникам, к берегу, к полным похлебки котлам. Шумно плескались в воде, смывая грязь и пот, шумно и весело раздела лись с незатейливым обедом. И даже после еды не утихомирились. Час, отведенный на отдых, промелькнул незаметно. ...Тоненькой струйкой потекла вода по арыку, потом, взбаламученная, вспененная, хлынула бурливым потоком, унося с собой ветки, клочья травы. Словно живая, заспешила по новой дороге, затопляя широкую канаву, растекаясь по тропинкам-канавкам, и на глазах сыто темнела иссохшая, растрескавшаяся земля, жадно глотала долгожданную влагу. «Пейте, цветы и травы!—-хотелось кричать Алану.-—Пейте, сколько хотите. Теперь вам не страшно солнце. Расти, хлеб! Тучней, земля!» Никогда еще не испытывал Алан такого чувства. Вот оно —настоя щее счастье! Как много могут сделать люди, когда они вместе. Как это здорово — видеть силу народа. Что, казалось бы, особенного: канаву прокопали. Да разве в канаве дело? Бежит, серебрясь на солнце, в доли ну, к широкому пшеничному полю, вода. Уже унесло стремительным по током разный мусор, и теперь хоть пей из арыка —он такой же прозрач ный и чистый, как речка. Так и во всем остальном: прокопать, прочи стить пошире канаву и сломать перемычку. Повезло Алану, что так удачно вернулся он в деревню. Жаль, Шине не видно. Должно быть, в другом месте работает... Мало-помалу пустела долина. Совсем немного оставалось людей, да и те, сложив в брички нехитрый инструмент, собирались отправляться по домам. — Вы ночевать тут будете? —вывел из задумчивости Алана чей-то очень знакомый голос. Обернулся —Чага! Непривычно оживленный, веселый. — Давно я вас не видел. Как работаете? Сели на коней, не спеша потрусили к деревне. Чага не умолкал. Вдруг он остановился, слез с коня, стал рвать колючки, росшие воз ле большого камня, клином вонзившегося в землю. — Опять чертей пугать? —спросил Алан. — Не-ет,—рассмеялся Чага.—Коня подгонять... Странное дело. Верил я в чертей. Правду говорю: верил. А Экчебей просто задразнил меня. Все время надо мной смеялся. Он мне наказывал, чтобы я ника ким чудесам не верил, ничего не боялся. А один раз Багыр стал драз нить, так Экчебей заступился, чуть не избил его. Смешно!.. Экчебей го ворил, надо бесстрашным быть, только тогда на душе будет светло, ра достно и свободно. А вы как думаете? Услышав имя Экчебея, Алан нахмурился, ничего не ответил. Утром, перед воскресником, он заходил к матери друга. В доме было много на роду. Он посидел, помолчал. Мать Экчебея плакала. И Алан едва сдер живался, чтобы не зареветь. Кони бежали рядом неспешной рысцой. — Правильно Экчебей говорил,—нарушил он молчание.—Надо быть бесстрашным. Никакие черти тогда ничего с тобой не сделают! — Я вам одну вещь хочу сказать,—оживился Чага.—Вы только не смейтесь. Я думаю опять с Болчой сойтись. Не знаю, захочет ли она... Если поговорить с ней? — Обязательно! Болчой хорошая женщина. Может, у вас все снова наладится.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2