Сибирские огни, 1972, № 06

— Пока все кобылы не ожеребятся, здесь будем,—сказал Дьумур. Так и зажили вдвоем, при лошадях. Забот, оказалось, немало. Отдыхать не приходилось. Несколько дней таврили молодняк. Из деревни парней на помощь прислали. Парни загоняли жеребят-двухлеток в узкий загон и поодиноч­ ке заводили в станок. От раскаленного тавра горела с шипением шерсть, несло паленым, жеребята брыкались, заливисто ржали. Те, что ждали своей очереди в загоне, били копытами по доскам ограды, рвались на­ ружу. Несколько дней от зари до зари продолжалась эта жестокая, по мнению Алана, операция. Старик Дьумур —радовался! Конечно, не то­ му, что мучили его любимцев. В каждом перепуганном, дрожащем жере­ бенке, которого вводили в станок, он видел будущего коня —быстрого, сильного, выносливого, а вытравленная на его бедре метка «К-Ч» зна­ чила для табунщика куда больше, чем простой знак принадлежности коня колхозу «Кызыл Чолмон». Любой алтаец, разбирающийся в лоша­ дях, мог судить по этому тавру о нем, табунщике Дьумуре. Кони, кото­ рых он вырастил, никогда не бывали плохими. Как же было не радо­ ваться ему? Вон их сколько опять подросло! С одним делом управились — новое подоспело: жеребцов объезжать. Тут с Дьумуром вообще никто сравниться не мог, и Алан с завистью глядел, как старик ловко укрощает полудиких животных. Вот он аккуратно и неторопливо сложил черный волосяной аркан, уставил единственный свой глаз в поднебесье, будто задумался. Мчится мимо него табун, а старик не шелохнется. Вдруг аркан, как живой, взмы­ вает в воздух, распластывается и обвивает шею высокого серого жереб­ ца. Тот кружится, становится на дыбы, тащит за собой табунщика. Алан бросается на помощь, а Дьумур смеется. — Не трогай, не трогай! Лучше немного припугни его. Еще через мгновение заарканенный жеребец начинает задыхаться, хрипит, качается на дрожащих ногах и, закрыв глаза, валится на землю. — Скорей! —кричит Дьумур. Наброшена уздечка. Конь заседлан. Старик примеряет стремена. Жеребец, кося одичалыми глазами, вскакивает, но Дьумур уже вер­ хом на нем. И начинается представление! Что только не выделывает конь —взмывает свечой, вертит головой, бьет задом, совершает немысли­ мые прыжки, пытается свалить, сбросить всадника. Табунщик, как ни в чем не бывало, звонко шлепает ладонью по шее жеребца, охаживает его плетью, приговаривает: — Ну, попляши, попляши... Посмотрим, какой у тебя нрав... Бры­ кайся! Чего же ты? Брыкайся!.. Все смирнее конь, все ласковее голос Дьумура. И вот он бросает поводья Алану. Жеребец, взмыленный, покрытый темными пятнами пота, безропотно подчиняется —бредет за Аланом. Ноги у него дрожат, бока высоко подымаются. Он укрощен. Каждый вечер, сгоняя табун, Дьумур по каким-то одному ему из­ вестным приметам точно определял, все ли кони на месте. — Все, оказывается,— как бы удивляясь, замечал он и говорил Ала­ ну: —Во-он туда, вверх, по логу отгони... Сначала Алан пугался: — А разве считать не будем? — Считай! — словно подмигивал незрячим глазом Дьумур и, сняв шапку, приглаживая седые волосы, хитро улыбался. Алан водил пальцем, шепча про себя, чтоб не сбиться, считал, считал... — Вот видишь: все на месте,—смеялся старик.