Сибирские огни, 1972, № 06

Года два уже не было от ее сына никаких вестей. Перед тем каж­ дую неделю приходили письма —он служил в тыловой части. В послед-, нем письме сообщил, что едет на фронт. И больше ни слова. С год назад разнеслась весть, будто один человек домой возвращался и в пути встре­ чался с алтайцем из колхоза «Кызыл Чолмон» —имя и фамилию этого алтайца называли, да от него тоже давно ни слуху, ни духу. Так будто бы этот алтаец видел сына тетушки: он из окна санитарного поезда земляка узнал, сказал, что ранен, просил привет передать. То ли правда это, то ли нет —никто не знает. Поехать, разыскать этого человека ни­ какой возможности нет. Стара уже тетушка, не добраться ей. Младшая дочь с ребенком на руках, тоже с места не тронется. Мужа дочери < в прошлом году в тюрьму посадили. Из армии вернулся он хромой, живого места нет. По весне, когда хлеб сеяли, совсем голодно было. Он семян ячменя домой принес. С килограмм, не больше. Один раз и поели, только. Кто-то увидел... — Могли бы и простить,—рассказывала Алану Уйачы.—Больше зерна так теряется. Качаа с Тантыбаром такой шум подняли! Милицию вызвали. Вор! —кричат.—В тюрьму его! У Алана весь хмель из головы выскочил. Совсем по-иному глядел он на пьяненькую тетушку, возле которой хлопотала Уйачы, на молчаливую молодку с грудным младенцем на руках, сидевшую рядом с Карас. Во­ круг шумели, кричали, смеялись. Громче всех орал Экчебей—ему хоте­ лось перейти в большой аил. — Сыно-ок,—причитала тетушка.—Где ты, милый мой? Погладила бы я черную твою голову, чаем бы тебя напоила... Прибежит, бывало, в аил: «Мама, налейте густого красного чая!» Шалун был... Хоть бы суразенка оставил после себя... К Алану подсела старшая доярка. — Трудно живем,—словно оправдываясь, говорила Ижен.—Одни женщины и дети, а работы все больше и больше. Утром, днем, вечером — работа, работа... С коровами намучаешься, а еще сено надо заготовить... И отдохнуть некогда. «Умная, рассудительная женщина,—слушал ее Алан, а из головы не выходили стоны-жалобы тетушки.—Моя мама, наверно, так же обо мне убивалась...» Он поглядел вокруг. Экчебея не было. Должно быть, ушел в боль- шой аил. Багыр, Уйачы. Карас и старшая доярка о чем-то спорили. Алан вышел из аила. Дождь перестал, но небо по-прежнему было плотно затянуто тучами. Росистый бурьян, сыро шурша, хлопал по са­ погам. Прохладный ветерок словно смывал хмель, очищал тело и душу. Алан глубоко вдыхал чистый, свежий воздух, и каждый голоток прибав­ лял сил. На западе небо сбрасывало с себя тучи. Он сделал несколько ■ шагов, потянулся, закурил. Из шестигранного аила доносился громкий говор, визгливый смех. Дверь аила часто открывалась и закрывалась, и каждый раз оттуда вырывались яркие отсветы пламени очага. Из ды­ мохода сыпались искры. Опять запела-заголосила тетушка. Голос ее доносился издалека, нол в нем было столько жуткой тоски, что Алана бросило в дрожь. Снова вспомнил о матери. Она здесь доила коров. Все лето проводила на фер­ ме. Как тогда было хорошо! Каракчы ходила по этой земле, заросшей бурьяном. Из этого журчащего ручья брала воду. В то самое корыто* I что и теперь лежит возле большого аила, сливала молочную сыворотку*!' Аил только стоял на другом месте —вон там, на холме. Телят доярки пасли попеременно. Каракчы гнала их обычно вверх по логу, напевая