Сибирские огни, 1972, № 06
—1 Конечно. У меня всегда почему-то перед глазами была долина, где с отцом коней пас. Каждый холмик видел, каждый ложок...—Алан помолчал.—Когда границу перешли, воевать легче стало, сил прибави лось. Шли на запад, а казалось, все ближе к родным местам: война-то к концу. Сколько было таких вечеров у костра. Так же, как и сейчас, разго варивали допоздна о разном. Сегодня* все было по-иному. И Алан был другим, хотя никаких вроде бы перемен в нем не произошло. За какие-то- минуты он на глазах повзрослел, появилось в нем что-то такое, о чем не подозревали не только Шине или Дидигей, но даже Тодыр и Эмдик-Со- дон, годившиеся парню в отцы. Выпали на долю Алана такие испытания, о которых лишь понаслышке знали его земляки. С воспоминаниями Ала на пришла сюда, в горы, война совсем не той, что долгие трудные годы была в непосильном труде и лишениях, письмах с далекого фронта и сле зах вдов, получивших «похоронки». Этот парень в успевшей выгореть на солнце гимнастерке со споро тыми погонами лицом к лицу встречался со смертью. Он побывал в та ких краях, о которых в здешних местах и слыхом не слыхали. Какая забота была прежде у сверстников Алана? Отработал свое и— верхом на коня. Из гостей в гости, пока не отыщется невеста, не- сложится семья, пока не придут заботы хозяина очага. Не было для алтайца иных путей в жизни, иных интересов. Годы, что предстояло про жить, расстилались бесконечной серой дорогой, и не было ни охоты, ни нужды замечать что-нибудь на этом пути. Вилась дорога среди травы- бурьяна, поднималась на холмы и пропадала за ними... Хоть на коне верхом скачи по ней —никаких следов не остается. Не так ли прошел по своей дороге-жизни Эмдик-Содон? Не та ли судьба складывалась смолоду у Тодыра? И табунщик Токтубай, отец Алана, в его годы не глядел на серую ленту лет, что суждено ему было прожигь-прошагать. Каждый человек теперь оставляет свой след на земле. Не скоро за растут окопы, вырытые Аланом на Смоленщине, в Латвии, Польше, как. шрамы на его теле. Добрую память о себе оставит он, как и его друзья Багыр и Экчебей, на родном Алтае. Будет на что оглянуться Алану, когда поседеют его волосы. Не раз- припомнит он и небо, затянутое дымом пожарищ, и черные кресты на крыльях самолетов, и кровь, пролитую за свободу своей Родины, своего народа, и первый прокос, и это первое послевоенное лето... -— А еще вас когда ранило? —вывел Алана из задумчивости тихий- голос Шине. Черные глаза девушки были широко раскрыты. «Откуда она знает, что меня два раза ранило?» То тише, то громче плескалась вода в реке, тоненько пискнула птич ка. Казалось, все вокруг погружается в дрему. Алан прислушался к ноч ному безмолвию, закурил, посмотрел на Шине. — На фронте курить научился...—Он усмехнулся.—Как-то в раз ведку пошли. Ночью. Темно, как вот сейчас. И ни одной звездочки на небе. А место открытое. Проползли к самым немецким окопам. Залегли. Ждем. Ну так вдруг курить захотелось. Все бы отдал, чтобы хоть разок затянуться. Есть никогда так не хотел. Не то звякнул кто из наших, не то кашлянул —заметили! Такая стрельба —головы не поднять. Я и про- табак забыл. Слышим: к нам немцы бегут. Стали и мы отстреливаться, назад отползать. Двух наших убили. А мне что-то дышать тяжело стало. Очнулся в незнакомом доме. Навылет пуля прошла... Вот так, Шине,, второй раз меня ранило. — Вон какая у тебя судьба, Алан,—вздохнула Дидигей. Она при- 4 Т
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2