Сибирские огни, 1972, № 06

— Во время дождя нельзя сухим остаться,—как бы сама с собой рассуждала Шине,—А когда пули, как дождь, летят, хоть одна да заде­ нет. Ведь правда? — Я как про войну услышу, меня в дрожь бросает, —подала голос Дидигей. Шине, не моргая, округлившимися глазами глядела на костер. Из темноты вынырнул Эмдик-Содон, придерживая, чтобы не рас­ плескать чашку, полную чая. Отхлебнул, поставил чашку на землю. — Вы чего замолчали, парни? В разных местах бывали, разных лю­ дей видели. До Алана только теперь дошло, о чем сказал Экчебей, и ему вдруг стало стыдно: как же это он не задумался над словами Учурала о них, солдатах, бывших фронтовиках? И старик Эмдик-Содон прав —как да­ леко забросила их, парней, война от родной алтайской земли, сколько заставила их испытать, пережить, увидеть, узнать! Разве забудется все это? ■— Страшно на войне?-—Шине отвела взгляд от огня и смотрела в упор на Алана. ■—Сначала, конечно, страшно. А потом привыкаешь.—Алан повер­ нулся к Шине и говорил будто ей одной: —Интересная вещь! Мы раз сидели. Человек шесть. Мы стреляли, в нас стреляли. В общем-то тихо было. С нами один пожилой был. Все трубочку потягивал —в кулак прятал, чтобы огня не было видно. В стороне от нас, километрах в двух или трех, снаряды рвались. Редко. Над нами прошипит —шшш-уу! — и там, далеко, рванет. Мы на это и внимания не обращали. И вдруг сов­ сем рядом как грохнет! Глядим, у того, который курил, весь рот в крови. Что такое? Оказалось, осколок. Чубук вдребезги и два зуба вышиб. А из кулака у солдата дымок идет... — А сам человек живой остался? — Живой. И нигде больше ни царапины. — Так ему на роду было предсказано,—отозвалась от котла Дидигей. — Еще расскажите,—попросила Шине. Алан не глядел уже на нее. Глаза его видели сейчас что-то далекое и давнее, жестокое до боли, такое, о чем знал лишь лежавший рядом с ним Экчебей, которого воспоминания друга тоже унесли за тридевять земель от полевого стана, от ярко пылавшего костра, от звездной тихой ночи в горах. ■— В атаке —страшно. Каждый раз страшно. К атаке нельзя при­ выкнуть. Особенно, когда ждешь приказа. После —бежишь, стреляешь, кричишь, уже все равно... А вот подняться под огнем, сделать первый шаг — страшно. Я младшим сержантом еще был. На рассвете должно начаться наступление. Со мной рядом ефрейтор лежал. Белорус. Вдруг говорит мне: «Сколько в живых останется?» Не трус, а в голосе — страх- Тут и команда —«Вперед!» Выскочили из окопов, с десяток шагов про­ бежали—нельзя дальше, такой плотный огонь. Залегли, прижались к земле. Наши минометы ударили, немцы сразу притихли. Мы —бегом. И тут одна пуля жикнула —сам слышал, совсем рядом. Гляжу: ефрейтор навзничь повалился. Прямо в висок попала... Бегу дальше и чувствую, нога будто затекла, тяжелая стала, и в сапог будто вода налилась. Еще удивился: откуда вода попала? Заняли немецкие окопы, тогда только больно стало —нога прострелена, в сапог кровь натекла. — Господи! —всплеснула руками Дидигей. И снова спросила Шине: — А про Алтай часто вспоминали?