Сибирские огни, 1972, № 06
И через минуту опять «ты» да «ты». Но в общем-то это не такой уж большой грех. Старики на Багыра не обижаются —справедливый брига дир, ничего не скажешь. ...Узкая тропа вилась по крутому лесистому склону горы. Трава вы махала здесь такая, что в иных местах всадника с головой скрывает. А пучки-то, пучки! Алан сламывает толстые сочные дудки пучек, с хру стом жует. Направляя Пегого то влево, то вправо в густые заросли трав, Алан потерял тропу и пустил коня наугад, рассудив, что с седловины хребта, на перевале, разберется, куда ехать дальше. Крутой склон, густо утыканный деревьями, распахнулся во всю ширь сразу, неожиданно. Даже конь, казалось, замер от изумления перед открывшимся взору бесконечным простором. Алан в восторге глядел перед собой, стараясь угадать, что там, вдали. Где-то далеко-далеко внизу узкой синей змейкой поблескивала река. Как же она называется? Никак не припомнилось. Там, за рекой, разглядел яркое зеленое пятно долины —обрадовался: конечно же, Ары-кем! Сквозь дымку проступала величественная вершина самой высокой в этих местах горы. Люди гово рили, что вершина похожа на опрокинутый вверх дном котел. Сколько ни вглядывался Алан, никак не мог обнаружить сходства с круглым котлом. Может, с другой стороны гора такая? Ему захотелось прямо сейчас же забраться туда, наверх, где лепятся к каменным кручам пу шистые белые облачка... Где-то внизу закричал куран —самец косули. Странно, удивился Алан, чего это козел днем ревет? Он поднял глаза к небу. Смеркалось. С трудом продравшись сквозь чащу, проплутав в болотистых низин ках, Алан выехал к бому1, каменные стены которого отвесно падали в реку, в полной темноте. Искать переправу было уже бесполезно. Поза ди глухо шумел лес. Шагах в пяти, широко растопырив у самой земли лапы-ветви, стояла ель. Алан привязал коня, расстелил попону, положил под голову седло. Улегся. То ли от сырого холодка, что стлался над землей, то ли от сгустив шейся под разлапистой елью темноты —стало зябко и неуютно. Где-то близко хрустнула ветка. Что-то зашелестело, будто осторожно, краду чись, кто-то мягко ступал по траве. Алан нащупал в кармане складной нбжичек, подумал: «Надо было у кого-нибудь ружье взять...» Глухо шу мели верхушки деревьев. Невесть откуда взявшиеся тучи закрыли полне ба. Алан натянул на голову шинель. Сон не шел. — Кырт, кырт, кырт,—хрустел травой пегий. На войне, когда смерть —вот она, рядом, о страхе забываешь, поче му же боязно ночью в лесу, наедине с природой? Что тут может слу читься? Конь фыркнул, как бы соглашаясь: действительно, нечего бояться. Под шинелью душно. Отбросил ее —обдало свежестью, прогнало сон. Алан приподнялся на локте. Прояснило. Привыкшие к мраку глаза отчетливо различали коня на маленькой елани рядом. Пегий и шага не шагнул —объедал траву, вытягивая шею. — Если что, почует. Улегся поудобнее. Прислушался. Отчетливо выговаривая «шур-шур- шар, шур-шур-шар», перебирала камешки река под бомом. Как это рань ше не слышал он ее журчания? Он не знал, сколько прошло времени —час, два или три. Сон, тре вожный, неровный, то обволакивал душным забытьем, то навлекал ка 1 Б о м—обрыв горной кручи над рекой.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2