Сибирские огни, 1972, № 06

ворил по поводу стихотворения А. С. Пуш кина «Я помню чудное мгновенье»: «Вот я прочитал в первый раз... Душа еще полна звуками, представлениями, восторженным и умиленным чувством красоты, тихим раз­ думьем... И вдруг какой-то чертенок шеп­ чет мне: а ну-ка попробуем произвести над сей пьесой грамматический анализ! Пред­ ложение первое: «Я помню чудное мгно­ венье...» Где подлежащее? Где сказуемое? И пошла писать... И жизненная прелесть пьесы исчезает, остаются буквы, формы и условности...»* 1. В том же духе высказывался один из са­ мых замечательных советских поэтов — А. Твардовский. На съезде учителей он рас­ сказал о громадном впечатлении от урока литературы в сельской школе, когда учитель­ ница, не мудрствуя лукаво, просто прочи­ тала «Ночь перед рождеством» Гоголя. При этом Твардовский заметил: «И вот, дорогие друзья, представьте на одну минуту, если бы вдруг после того, как «Ночь перед рождест­ вом» была прочитана, вдруг Ульяна Карпов­ на сказала: «А вот теперь, в соответствии с методразработкой, разберем это произведе­ ние... составим задание по нему из двенадца­ ти пунктов (почему-то эту цифру любят мето­ дисты...) и сделаем текстуальный анализ». И я думаю, что мое впечатление значительно померкло бы, и я бы с такой живейшей ра­ достью не пробуждал бы его в своем сознании»2. вспомним в этой связи критические стро­ ки А. Блока из стихотворения «Поэты» — о печальной участи ...Стать достояньем доцента И критиков новых плодить... Это ведь тоже не что иное, как страх перед анатомирующим скальпелем литерату­ роведа. Соглашаясь, что анализ художественного произведения и, в частности, лирического стихотворения сопряжен с неизбежными из­ держками и потерями, мы убеждены, что такой анализ необходим и, в конечном счете, ведет к более глубокому познанию произве­ дения, к выявлению таких идейных, эмоци­ ональных и эстетических богатств, в нем таящихся, которые остаются непознанными и неусвоенными при его непосредственном чувственном восприятии. В. И. Ленин считал верной высказанную Гегелем мысль о том, что мышление «свя­ занные в действительности моменты предме­ та рассматривает в их разделении друг от друга...3. Он признавал также неизбежность упрощений в процессе познания, утверждая, что нельзя не «прервать непрерывного, не упростить, не огрубить, не разделить, не омертвить живого»4. Важно только, чтобы, разбирая произве­ 1 А. И. Э р т е л ь. Письма. М., 1909, стр. 306 •А . Т в а р д о в с к и й . Статьи и заметки о ли­ тературе. М., «Сов. писатель», 1961, стр. 204. 1В. И. Л е н и н . Поли. ообр. соч., т. 29, стр. 232. * В. И. Л е н и н . Поли. собр. соч., т. 38, стр. 255. дение, разлагая его на составные «момен­ ты», мы постоянно помнили, что имеем дело со специфическим явлением поэзии, что мы прикасаемся к чему-то целостному и пре­ красному. Необходимо как можно бережнее и точнее пользоваться анализирующим скальпелем, так, чтобы неизбежные издерж­ ки были доведены до минимума. Как остро­ умно заметил один из советских литературо­ ведов, нужно, совершая операцию, «следить, чтобы пациент не умер на столе» (В. Гусев). Поиски путей анализа имеют своей целью стремление понять красоту «цветка» —худо­ жественного произведения, не разрушая, насколько это возможно, его живой образ, сохраняя его прелесть, его форму, цвет и запах. При этом не следует строить иллюзий о возможности полного усвоения содержания и формы произведения художественной ли­ тературы. Современный советский литерату­ ровед П. Палиевский, напоминая слова Сал­ тыкова-Щедрина, что литература — это «сокращенная вселенная»; замечает: «Пока не будет полностью изучена большая все­ ленная, нельзя требовать полного освоения малой вселенной». А ведь в большой все­ ленной каждая малая ее подробность неис­ черпаема, даже количество сечений «хотя бы листа рябины —бесконечно» (Л. Леонов). В природе самого произведения искусст­ ва заключается его неисчерпаемость. Здесь каждая подробность — частица идеи. Разве не это имел в виду Л. Толстой, когда гово­ рил, что для объяснения идеи его романа пришлось бы написать новую, точно такую же книгу, и иронически поздравлял тех, кто способен объяснить роман в небольшой статье, фельетоне. Однако перейдем к рассмотрению сти­ хотворения «Неуютная жидкая лунность...» С. Есенина. Вот оно: Неуютная жидкая лунность И тоска бесконечных равнин,— Вот что видел я в резвую юность, Что, любя, проклинал не один. По дорогам усохшие вербы И тележная песня колес... Ни за что не хотел я теперь бы, Чтоб мне слушать ее привелось. Равнодушен я стал к лачугам, И очажный огонь мне не мил. Даже яблонь весеннюю вьюгу Я за бедность полей разлюбил. Мне теперь по душе иное... И в чахоточном свете луны Через каменное и стальное Вижу мощь я родной стороны. Полевая Россия! Довольно Волочиться сохой по полям! Нищету твою видеть больно И березам и тополям. Я не знаю, что будет со мною... Может, в новую жизнь не гожусь. Но и все же хочу я стальною Видеть бедную, нищую Русь. И, внимая моторному лаю В сонме вьюг, в сонме бурь и гроз, Ни за что я теперь не желаю Слушать песню тележных колес.