Сибирские огни, 1972, № 06

но,— й, подумав, добавляет: —Вообще-то это взято чуть не из жизни. В этих славах характер отражения дей­ ствительности современной волшебной сказ­ кой. Сказочник наших дней нередко макси­ мально нагружает бытописательством чу­ десное повествование, во многом прибли­ жая последнее к другим видам несказочнон прозы. Такое интенсивное включение в сказ­ ку элементов, мотивов и образов, а порой и целиком номеров несказочной прозы объ­ ясняется, по всей вероятности, некоторым перемещением художественно-познаватель­ ных акцентов в современной волшебной сказке. Ведь эстетическая структура любого жанра, помимо всего прочего, представля­ ет собой совокупность способов художест­ венного объяснения окружающего. В своем современном бытовании волшебная сказка потому, наверное, наполняется, как приня­ то говорить, реальными и житейскими «де­ талями» сегодняшнего дня, что посредством их сказочник стихийно старается воспол­ нить утрачиваемую познавательную функ­ цию. Мне представляется это своеобразной борьбой волшебной сказки за существова­ ние, проявляющейся, однако, не только в «деталях» или «моментах», а во всем орга­ низме жанра. Вот почему известная волшебная сказка о спящей царевне, сохранив традиционный сюжетный стержень, в устах Высоких пре­ вратилась в целую галерею картин кресть­ янского сибирского быта: тут и по-кресть­ янски добропорядочные разбойники, кото­ рые «строго соблюдали все старинные праздники и на разбой в праздник не езди­ ли»; и подготовка в их доме к встрече тро­ ицы— хлопоты Кати (спящей красавицы!), которая «на машинке платьев себе нашила из разного товару», настряпала «пирожков да котлеток», «истопила перед праздничком баньку, разбойники помылись, выпили пе­ ред ужной». В сказку «Иван-царевич и серый волк» Высоких неожиданно вводит целый бытовой эпизод. Рассказывая о том, как волк выру­ чал Ивана-царевича, превратившись в кр"а- савицу-невест.у, сказочник неожиданно го­ ворит: — Бабушка рассказывала. Она сама Ма- тюшинска была. Был у них в Матюшине мужик —Титом звали. Он трудолюбивый был. Только нос некрасивый — одне ды­ рочки. Стали женить его, да самого-то не­ весте не показали. А вместо него дедушка Иван поехал. Ну, этот дед Иван был вида ничего. Невеста и согласилась. Свадьбу отыграли. И сюда —-это 80 верст от Усть- Илги —привезли. Когда стали венчать, дед Иван отошел, а Тита подвели. Она в церк­ ви ревела по-коровьи: увидела — носа-то нету. Не показали ране-то его — вот как! Оне потом жили. Хорошо. Он трудолюби­ вый был... Вот так и Иван-царевич с волком к церкви подъехали. Сергей Васильевич много размышляет над образами волшебной сказки, у него це­ лая философия сказочной поэтики. Я бы назвала ее «стихийным» сказоведением, ко­ торое, впрочем, не лишено определенного смысла. Так, раздумывая над традиционной уродливостью бабы-яги, он говорит: — Сказка без украшения быть не мо­ жет: поэтому и нога жилиста, костяка или деревянна. Народ-то раньше больной был, врачей не было, да и работы у баб хвата­ ло. Вот много разных было: у кого нога поломана, кого на печи захлеснули. Рань­ ше зимой дети всегда на печи сидели, а дро­ ва принесут в избу, да и тоже на печь... Такое осмысление сказкой действитель­ ности, вероятно, и дает право сказочнику заявить, что «это взято чуть не из жизни». Однако традиция —вещь упрямая. И ес­ ли местами она и отступает, то в других случаях, напротив, обнаруживается во всей своей силе. Как часто, слушая сказку, ду­ маешь, что ничего не осталось в ней от об­ щепринятого канона, далеко позади оста­ вил сказочник сохранившуюся веками чу­ десную условность, и вдруг именно тогда, когда возвращение к ней кажется невоз­ можным,— резкий поворот, и все привне­ сенное неожиданно подчинилось традиции. Столкновение двух начал вызывает ощуще­ ние мгновенного их конфликта, производя­ щего существенные изменения в структуре волшебного повествования, хотя и разре­ шающегося часто победой традиции. Вместе с тем в записях, сделанных на Лене, как и в репертуаре того же Сергея Васильевича Высоких, есть немало приме­ ров, целиком выдержанных в традицион­ ной сказочной форме. Рассматривать их сейчас нет надобности. Важно лишь кон­ статировать факт сосуществования новаций и традиций не только у одних и тех же сказочников, но и в пределах одной сказки. Ленские сказки в сочетании с другими жанрами устной прозы дают сегодня любо­ пытный материал для выводов о процессах, протекающих в сказочном жанре в период его угасания, но жанр не становится от это­ го менее интересным, ибо умирание жан­ ра — закономерный исторический этап его жизни. Поэтическая Лена. Такой предстала она перед нами в многочисленных поездках на протяжении почти десяти лет. Своеобраз­ ным оазисом, бережно хранящим устно­ поэтическую народную традицию, живет она в изменчивом мире, соседствуя с вели­ чайшими стройками, новыми городами и ли­ ниями высоковольтных передач. И каждая встреча с ней —радость для историка, эт­ нографа, фольклориста.