Сибирские огни, 1972, № 06

лый дождик, просквоженный солнцем,—и если этот игристый трепетный занавес так дивен, то какие же чудеса ждут за ним?.. В такой день нель­ зя не быть молодым, невозможно не верить в счастье,— и люди, что здо­ роваются с Марусей сейчас, все бодры, веселы, улыбчивы, и прииск-то стоит на веселом пригорке... Да только там, за дождевой кисеей, за соп­ ками— прииск Глубокий. Там Михаил —с разлучницей Клавдией... Он. снова приходил. Но раньше его на Открытом побывала Клавдия. Она упала на колени и молила, изнеможенно мотая головой: «Отдай мне Мишку насовсем, отдай... Весь заработок его посылать тебе станем. И половину моей получки буду тебе посылать, Мария... Люблю я его так, как тебе не любить... Жизни я не видела, а теперь люблю...» «Значит, не хочет Михаил с Клавдией жить, раз сама прибежала»,— догадалась Маруся, хрипло попросила: «Уйди, Клашка, а то я из ружья тебя...» , Говорят, только барыни встарь падали в обморок. Но Маруся впала в беспамятство, едва Клавдия убралась, и впервые не вышла дежурить на телефон за многие годы работы... Все кругом узнали, зачем была у нее Клавдия, и Марусю сжигал огонь позора — словно была виновата, что бросил Михаил, и— прогнала его, чтобы все-таки снова ждать. Про­ гнала, а сама боялась после него промести и вымыть пол: боялась, что не вернется, и, веря примете, вырвала из Женькиной руки взятый было им веник... А теперь — как ни греми кастрюлями на кухне, сколько ни копайся на огороде — не оставляет чувство беспомощности, растерянности. — Мам, мы пойдем в тайгу? Бронька идет. Витимка, наверное, то­ же. Большая артель, кого хочешь пугнем,— на недельку бы, а? — Брось и думать. Золото! То намоешь, а то с голоду воешь. Как отец, туда же метишь? Женька знал, что иначе мать и не ответит. А так хочется куда-то умчаться. Но только чтобы в этой его дальней отлучке матери было бы хорошо, тепло и радостно,—не как при отцовых побегах... «Я тебя нена­ вижу! Ненавижу! —твердит Женька заочно отцу и сжимает кулаки.— Майка так переболела, а тебе и горя мало, ты ничего не знаешь...» Май­ ка и сейчас нездорова. Сестренка кажется Женьке покинутой, и он под­ саживается и тихонько играет с нею, стараясь вызвать ее улыбку и ра­ ди этого заставляет себя улыбаться, а душа его бьется в безмолвном, но- оглушительном вопле: «Предатель! Ты предатель, папка!» Женька чаевал с матерью и Майкой, когда пришел Шурка, навью­ ченный котомкой, ватником, лотком, патронташем и ружьем. — Мамка послала.—Шурка положил на стол перед Марусей тало­ ны на молоко; это Для Майки, пока она болеет и не ходит в садик. Узнав, что Женьку не пустили, Шурка расстроился вконец... Взрос­ лые жадно захватывают все наилучшие делянки на прииске, мальчишек и близко не подпускают, а ковыряться в эфелях —отмывках — просто оскорбительно... Остается работать на торфе —для электростанции. Это —занятие легкое, для молокососов, и быстро приедается. И оплата — тьфу!.. На торфяном болоте между кочек в воде еще лежит ледяная каши­ ца из градин. Прохладно. Но отступать от режима нельзя, и друзья, раздевшись, лезут в ледяную воду ключа. Закалка! Шурка выскакивает из ключа первым, ему неохота отвозить торфяные кирпичи и укладывать их в штабеля, пусть бы этим старики занимались, и надо опередить Женьку. И так ради друга Шурка пошел на огромную жертву —отказал­ ся идти в тайгу с Бронькиной бригадой... На старом прииске мальчишки, размежеванные раньше на артели и команды, были патриотами своих