Сибирские огни, 1972, № 06
няную утку-свистульку —все это куплено отцом —и еще компас и учеб ники за шестой класс. На голову Женька повязал материну косынку, по-пиратски,—это ■придает ему независимый и вызывающий вид, который прикроет смуще ние... М-да, чернильные кляксы на корочках учебников старательно от терты ластиком, и уже в этом Женька чувствует такую фальшь, без кото рой не обходится базарная коммерция, что стало не по себе, и он спря тался в тени магазина. Больше всего он боится увидеть Нинку. Подошел Бронька, сел на крыльцо, стал пиликать на гармошке и собрал, мальчишек. Добровольные помощники ловят за ноги взрослых на крыльце: — Дядь, купи гармошку. Гармозеня на пузени... Женька, весь сжавшись, слышит голос Нинкиного отца, доктора Дербенева: — Гдё затерто на учебниках, там бы переводных картинок налепи ли. Эх, вы! Как тот писарь. Кляксу посадил. И промокал ее, и лизал, и тер —протер дыру. И написал: «По писанному капнуто, по капнутому лизано, по лизаному терто. Дыре верить. Писарь Иванов.» Мальчишки хохочут. А Женьке не до смеха. Но он рад: посторонним неясно, кто торгует... Вот сбыли глиняную утку и стеклянный шар, пере дали Женьке деньги... — Компас сколько стоит? —Это голос Витима Савицкого. Витим на лето устроился помощником к брату Янке в кинобудку. Он поднял компас, выдернул ногтем стопор и смотрит на дрожа щую разбуженную стрелку. Женьку словно кто ударил. В компасе —пи ратские румбы, шторма, акулы, клады, ветер странствий... свое, свя тое, не Витимово... Женька рывком выбежал из-за угла и выхватил ■компас. — Ты чего так? —Витим, и без того высокий, шагнул на ступеньку крыльца и смотрит сверху, — А ничего! —Женька лихорадочно собирает в узел оставшиеся ве щи и книги. Уходит не оглядываясь, но спиной чувствует насмешку в се рых глазах Витима. Уж теперь-то Нинка узнает... Витим стал совсем своим в доме Дербеневых. В отличники выбился. Соблюдает режим. Зимой после уроков даже спал по часу днем и Софья Викторовна не чает в нем души. И пусть. Пусть! У, забыл гармошку у Броньки. Пусть!.. Если бы взрослые взяли в какую бригаду... Женька прибежал домой и, чтобы успокоиться, стал перебирать свои рисунки. Челюскин во льдах. Самолеты, самолеты... Такие самолеты Женька отправлял на конкурс по объявлению в «Пионерской правде», но ответа так и не было: что им там, в Москве, какой-то сопливый худож ник из Якутии... И правильно делают! Когда весной Витим принес в шко лу свой альбом и показал, потрясенный Женька решил: больше не рисо вать... Картины Витима в таких сочных цветах, а неправильности теряются в богатейшей фантастической выдумке. Сейчас Витим малюет школьные полотна. Женька сгорает от зависти. Уж лучше совсем не ри совать, чем быть в этом деле хуже Витима. Учителю рисования Женьки ны работы, наоборот, нравятся, и он даже приходил жаловаться матери, что Женька, такой способный художник (он так и сказал!), отлынивает от учебы... Нет, в Витиме какая-то поражающая сила. Неужели он та лантливый? Тут-то и вошел в комнату отец —выбритый до синевы, с подвинчен ными кверху усами, в широченных старательских шароварах; от него пахнуло водкой и тройным одеколоном. В глазах —напускная радость, а в глубине их —беспокойная настороженность... \
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2