Сибирские огни, 1972, № 06
— Ты смотри! —крикнул Танька, метнувшись было к ней с кулака ми. Но тронуть не посмел: она уже не принадлежала ему ни душой, ни телом... Да и принадлежала ли когда-нибудь? Всю жизнь здесь —с трид цатого года —он не верил вполне, что то, чем он завладел по праву — его, и не отнимут... Так и с Клавдией. Была невеликая горечь в душе, что Клавдия не винится, не замаливает грех, а походя отмахнулась, как от мухи... Встретившись с Михаилом, Танька рыскнул светлыми глазами в сто рону. — Не злюсь я, Миша. Всяк свою шанежку съел, пора о душе поду мать,— Танька нагнул голову, показав плешивое темя. Вздохнул:—• А тебе, Миша, всегда больше надо было... Если б Танька хоть взбурлил, Михаил знал бы, что сказать ему. Но вот он, Танька,—смиренный, униженно терпящий надругательство... Он даже почему-то не попросил у начальства перевода с Глубокого. — Клава,— спросил как-то Михаил.—А чего Танька не уедет? Не золотишка ли накопил? — Да ну! —Клавдия презрительно скривила губы.—Он трус. Фля га с бражкой ночью пробкой стрелит, дак за ружье ловится. Пустая Ганькина жизнь открылась Михаилу изнутри. Сперва эта жизнь питалась внешними интересами —надеждой на карьеру. Потом, как не вышло пролезть в партию и начальством стать не получилось, что оставалось Таньке? Месть да накопительство. Михаил подозревает, что и студент-практикант неспроста угорел: образованные специалисты сме щают практиков, а Танька ненавидел интеллигентов: еще на Оронском, надзирая промывочный полигон, он ходил вечерами по берегу, осмеивая неумело моющих золото в свободное время учителей и конторщиков,— больше не над кем было власть проявить, а хотелось... Клавдия чувствовала, что Михаил тяготится ею, и еще нежней ба ловала вином и шаньгами, и певуче, мягко журила, обмывая ему в тази ке ноги перед сном: — Не надел новые-то портяночки, вот и смозолил пальчик... Вот же, новенькие-то я тебе положила, мягеньки... Ты чего смурной-то? Бросишь меня? Примерно раз в месяц Михаил добирался до семьи и жил на Откры том по нескольку дней. — Это кто тебе так носки штопал? — спросила раз Маруся.—Жен щины там у вас завелись? — Ага. Целый пансион,— отшутился Михаил, забавляясь с до чуркой. ...Михаил искренне хотел порвать с Клавдией. Она заклинала: — Приедешь ко мне. Прибежишь. Мимо не пройдешь.— Будто об ращалась к видимой только ей силе, властной над Михаилом; и, возвра щаясь из тайги, он не мог миновать Клавдию. Настало решительное объяснение. Михаил чувствовал, что не за го рами беда. Клавдия ревела. Он утешал: — Свято место не бывает. Вон кругом холостяки. Ты же говорила, что Танька жизнь твою заел, вот и свобода... — А, проторговалась я, Миша. Мало ли ты пил-то... 4 Маруся сидела за машинкой, вышивая свои ришелье. Рисунок выхо дил аляповатый, красоты в нем Женька не видит, но заказчиков у мате ри хватает. А дома уж все оплетено этими узорами —и на этажерке, и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2