Сибирские огни, 1972, № 06
— Ты че-его... Слава богу, есть что подостлать, да и топчан поста вим, зачем это —на полу...— Танька не рад тому, что говорит, но от взгляда Михаила он точно под гипнозом, и приглашает:—Живи, Миша, сколь понадобится... Чего там скитаться... Сам скитаюсь, замотался... («А ну как Мишка скрутится с Клашкой? А пусть! Может, того и надо — оттолкнуться от Клашки благовидно...») Замотался. До Банного зимовья1 закинешь провьянт, всяк прохожий обворовать может. Там старик до глядывает, да что-о... Компанейцу говорил, так отмахивается, а мне част ников нанимать, а они овса вдвое против конской нормы спрашивают.— Танька помогал Клавдии накрывать на стол. 3 Маруся с облегчением проводила Михаила в тайгу. Она доверяла Эдуарду Ивановичу —на худое Михаила не наставит. И должность дал достойную — мастером в геологоразведке. Уже пролетели на север последние гуси и пенная зелень облегла тай гу, а речки еще шумели паводком. Михаил едва добрался с отдаленной шурфовки до Глубокого. Танька был в отлучке. — Речки играют,—говорил Михаил, угощаясь за столом у Клавдии. В открытое окно неслось голосистое кукование.—Не знаю, как до От крытого доеду. А соскучился по своим — страсть... А вот поеду. Сейчас же. Зря коня расседлывал. Клавдия завела патефон и поставила любимую пластинку Миха ила—«Светит месяц». И—выпила с Михаилом, мерцая ему в глаза тем ными зрачками; тонкие крылья ее носа раздувались —она учуяла по живу... За нею пышнела высокая, на подставных чурбачках, кровать под' узорным розовым покрывалом... Преодолевая ее притяжение, Михаил тряхнул головой —и оттолк нулся от стола. Встал. — Баста. Ехать. Голая по плечо полная рука Клавдии протянула ему «посошок». Вы пили. Он с силой вонзил в грибы вилку —скорготнуло в тарелке. Самому себе доказывал свою решимость. — Спасибо, Клаша. Будь здорова. А Таньку, может, где на пути по встречаю... — Не поедешь.—Она встала у двери. — Пусти,—он говорил тихо, отжимая ее от двери к бочке с водой. Ее зрачки в двухцветной радужке —в желтом колечке с зеленой кай мой—мерцали ему в лицо, дыхание ее срывалось... — Не пущу. Утонешь. Речки же разлились — страсть. Боюсь, Миша,- сердце говорит. Не пущу! Ничего мне от тебя не надо, только останься... А то утонешь. Правду говорю, пра...—Она цеплялась за него. — Не ворожи беду,—сказал он, теряясь. И признался себе: как будто желал чего-то такого... Ждал. Словно месячная разлука с семьей выветрилась из души —и Клавдия заполнила душу дрожащим дыхани ем, переливчатым голосом, пухлыми губами... ...Когда Михаил понял, что связь с Клавдией от людей не скроешь, он махнул рукой на всякую утайку. Была не была! А Танька точно только этого и ждал. Явившись домой, засобирался уходить. Клавдия —он давно уж решил — была бы помехой планам его дальнейшей жизни. Золото... Оно было важнее, ласковей, теплей. Оно было всем. — А, уматывай,— буднично, словно квартиранту, сказала Клав дия.—Монатки собрать помогу. Всю жизнь мне испакостил, стерва.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2