Сибирские огни, 1972, № 06
— Подписку о невыезде от этого... от Суетина, можно порвать. Ро манчука—освободить. Золото нашлось. Надо помочь человеку. 3 Женька именинник. Сообщая удивительную живость комнате, посредине стола крутится на вертикальной оси розовый бумажный фонарь, похожий на бара бан,—его картонную крыльчатку поддувают горящие свечки, и в туман ном розовом свете на стенках его неторопливо проплывают силуэты: боец с винтовкой наперевес, самолет, конник, с занесенной вверх саблей, скачет вслед боевому кораблю. Это чудо Женька учился делать когда-то у дяди Вани и сейчас., поедая с чаем пирожное, зорко следит, чтоб не испачкать белоснежной рубахи с красным галстуком, и одновременно —чтобы сестренка не на рушила фонарь: ось его упирается иглой в хрупкую стеклянную скор лупку, а Майка лезет на стол и тычет пальцем в силуэт, восторгаясь: «Солдатики! Самолетики!» На этажерке в углу сверкает золотыми гранями глыба медного кол чедана—это золотой утес, под которым замерзали отец с дядей Ваней,, и наверху глыбы —картонный лось... Гостей немного: Любовь Николаевна с Шуркой да Филатыч с же ной, крупной веселой Марьяной. — Выпьем, делегатка! —Филатыч чокнулся тонкой рюмкой на нож ке с Дарьей и вслушался в звон: —Ишь, другой звон стал. Люблю! Что глоток —то другой звонок, а? Ых, давай жизню прожигать, Дарь- юшка! Собрать бы все камни со света до кучи, да в прорву бросить, от грохнуло бы! —захмелев, повторяет Филатыч свою единственную шут ку, подкрепляя ее взмахом темной тяжелой руки. Шурка прибежал, проведав свою квартиру, отец не приехал. Фила тыч погладил Шуркин черный ежик. — Эх, именины вам справляют, одежка на вас людская, сахар вам, учитесь... А как я мальцом жил? Отца в шахте завалило. Мать придет с работы, поест и задумается о себе. Я тогда в ее валенки —и потек на улку... Заглуши там патефон, делегатка, пущай нам Майка споет. Пой, Майка! — А цё иеть-то? —Майка утирает ладошки о розовое платьице.. — А чо знаешь. Хоть с пластинки чо. И Майка верно, без малейшей фальши в мотиве, пищит: Я не стану ее оголча-ать, Пусть надолго останется тайной... Майка вздохнула, чтобы продолжить пение, и тут в дверь постуча ли. Из метельной ночи в тепло и свет шагнул человек. На усах сосуль ки. Лицо широкое, борода. — Здравствуйте,—хрипло сказал гость, и прокашлялся, и прояснел лицом, берясь пальцами за верхнюю пуговицу серой куртки. Женька онемел с открытым ртом. Вскрикнула и бросилась к отцу мать. Женька поднял под столом слетевшую с ее ноги туфлю. — Будет, будет тебе Петровна,—увещевает Филатыч.—Вот и при шел, и знали мы, что придет. Дай на него поглядеть, на Макси- мыча... Женька зарылся лицом отцу под мышку, и отец ощупывает его- всего —спину, руки, шею.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2