Сибирские огни, 1972, № 06
вали —спрямляя ли путь, отвлекаясь ли ради охоты, и конь у своротов в раздумье останавливается. Геолог ножом сбивает из-под копыт ледяные наросты, Михаил очи щает коню ноздри ото льда. Наверху заметно теплее, чем в низине, из которой они только что поднялись. Лес в отдалении седой, в синих те нях. За ним поднимается девственно-чистое солнце, и неподвижный воз дух искрится тончайшими взблесками ледяной извеси. Тишина... ...Двоим крупным мужчинам в кошевке тесновато, да Михаил еще привалился, задремал. Геологу тоже хотелось подремать,, но чуть кос нулся щекой заиндевелого воротника тулупа, как сонливость пропала. Эдуарду Ивановичу представились заброшенные шахтовые галереи, за литые водою, промерзшие, обреченные на вечное молчание. Таились жилы, незнаемые. Но люди копнули там-здесь, доследили золото, выбра ли,^—и теперь возвращается в недра могильная тишина. Жаль Оронского. Еще не потемнели стены двухэтажного клуба, двухэтажной столовой-ресторана и новых магазинов, а прииск уже от живает. Весь борт длинной горы на том берегу реки, изгрызенный, обхва танный раньше старателями, теперь начисто, ровно срезан водометным монитором, и брать там золото можно лишь из редких, случайно остав шихся «целичков»,— на них и копаются старики да служащие в досужее время, летом. Живут пока шахты, а поверхностные работы свертывают ся, и народ уж глядит по сторонам —куда подаваться. Привыкнешь к людям за годы, и так жаль, что рассыпаются они. Собрать бы всех на новое место... Но в округе прииска сколько-нибудь значительного место рождения не найдено, и возникают небольшенькие поселки. Директор Компанеец не очень-то верит Михаилу. «Плохо вы, Эдуард Иванович, знаете этот анархический элемент. Им бы поглавенствовать, поатаманить. Нет, средства транжирить не дам. И потом, это слишком далеко от прииска: даже открой там золото, его и сдавать-то надо будет не в нашу кассу». ...Под горой открылся поселок. На древнем, сером здании фактории горит кумачовый лозунг: «Авитанэ йэдакул умуконду окалду!». Словами этого лозунга —«Все бедняки вместе соберитесь!» —Эду ард Иванович и приветствовал людей, сидевших за чаем в крайнем доме. Новых в тайге распознают сразу. Зайдет человек, да станет огляды ваться, да припрашиваться, нельзя ли чаю напиться, а то сильно замерз, а ехать далеко,—хозяева уж насторожились: не свой, не таежник по жаловал, и, кто его знает, надо бы разобраться в нем... А если приезжий с маху сбросил на пол доху и от порога крикнул с радостной дрожью в голосе, хлопая в ладоши: «Чаю давай» —мигом будет чай на столе, и с мясным прикладом. — Теперь колхоз, теперь не бедняки,— сказала с улыбкой хозяйка, невысокая скуластая старушка, доставая с полки фарфоровые чашки для гостей. Она плюнула в чашку, вытерла ее чистеньким полотенцем; гордая знанием гигиены, налила черпаком из котла дегтярно-густого чаю и по ставила перед геологом, угадывая в нем начальника. Эдуард Иванович и виду не подал, что что-то не так. И Михаил подмигнул ему: — С чистого не воскреснешь, с грязного не треснешь. Но оба воздержались пить. Люди за столом стали переглядываться: кости недовольны? Кто же с мороза откажется от чая? Надо живей пред седателя позвать... Старушка, мать председателя колхоза, удалилась за занавеску, разделявшую дом на две половины, и кого-то уговаривает сбегать за сыном. За занавеской вдруг заговорил... Отхондой. Да, это был его голос, и Михаил поспешил поздороваться со своим спасителем.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2