Сибирские огни № 05 - 1972

из терпенья меня не выведет. Что же ты, говорю, богач такой, сразу на весь год не подписался? Я бы уж тогда суму на шею повесила да пошла с детями побираться... Он, Коля, и на фронте так-то делал. В сорок третьем, не соврать, году, весной их возле одной деревни в Белоруссии остановили. Укреплена она была очень сильно, отец говорил. И вот ночью как-то немцы сарай на краю этой деревни зажгли, чтоб виднее было стре­ лять. А в сарае, оказывается, картошка была насыпанная. И начала она там печься. Отец-то утречком унюхал, что пахнет печеной картошкой, нано­ сит будто с той стороны —и давай к этому сараю подкрадываться. А они, видишь, двое суток уже голодом сидели —кухню у них снарядом разби­ ло. Вот он этой картошки нагреб два котелка, принес в блиндаж —ешь­ те, ребята! А что там два котелка на взвод мужиков. Съели, говорят: беги еще —ты дорогу знаешь. Так он —веришь-нет —до пяти раз к этому сараю мотался. Кругом стреляют, а он —где ползком, где перебежками... Пока ему заднюю пряжку на ватных брюках пулей не отсекло. Брюки-то с ш?го и упали. Подхватил он их одной рукой (в другой котелки) и давай петлять, как заяц. А немцы по нему из танков бьют... Про танки мать, однако, прибавила от себя. Историю эту я помню. Помню и то, что друзьям своим никогда ее не рассказывал —- стеснялся за отца. Мы читали в книжках про настоящие подвиги, там люди броса­ лись под танки, закрывали телом своим амбразуры дотов. А здесь что? Печеная картошка, какие-то раненые штаны. Меня, пожалуй, засмеяли бы на улице. Вообще, когда в детстве про меня кто-нибудь говорил: «Вылитый батя»,—гордость меня вовсе не охватывала. Отца своего я любил, но по­ ходить на него не стремился. Был он рассеянным, вечно хмурым челове­ ком, оживляющимся лишь тогда, когда принимался рассказывать свои байки, не самым высоким и не самым сильным мужчиной на нашей ули­ це, не самым, наверное, умным и авторитетным. По крайней мере, когда дома у нас собиралась компания, не отцовские рассуждения слушали все, не отцу уважительно поддакивали. А теперь вот мне приятно сознавать, что я похож на своего отца. С годами сходство усиливается: я замечаю у себя отцовские морщины, отцовские жесты и словечки, я сутулюсь, как отец, и даже волосы — от постоянной, что ли, привычки смахивать их со лба направо —ложатся у меня по-отцовски. И мне нравится почему-то наблюдать эти превращения. И даже моя непрактичность в житейских делах, так раздражавшая меня раньше, находит теперь оправдание. Я стал вроде бы лелеять ее. «Гены,—усмехаюсь я,—гены. Это от бати—тут уж никуда не де­ нешься». Отчего это? Может, потому, что у меня тоже подрастает сын, и я, желая видеть его лучше, умнее, удачливее отца, тайно надеюсь все же, что в чем-то он повторит меня. Я хочу, чтобы малая частица меня пере­ селилась в будущее, точно так же, как жил я когда-то в других людях — давно, в том «отрицательном» еще времени, «за нулевой отметкой», как любит выражаться один мой ученый друг. — Ты потолкуй завтра с Костей,—говорит мать,—Может, он тебя послушает. — Да, да,—спохватываюсь я.—Что у него тут... вырисовывается? Ты —поподробнее. — Да что вырисовывается... В школу-то нынче не набирается ребя­ тишек на полных четыре класса. Один учитель, значит, лишний. Ох, Ко­ ля, ведь до него их отсюда четверо сбежало. А тут и сбегать не надо и без скандала все. Я сразу ему советовала: езжай в район, скажи: раз