Сибирские огни № 05 - 1972

хотел по-ученому, журнальчик вон выписал —«Сам себе агроном»... А где теперь твой Мишка? Только ребеночек народился, твой хохол и утек,—такой он тебе верный, ага?» Позже, как началось раскулачива­ ние и пошла коллективизация, Танька отстал,—забот у него хватало. — Ма-ам, а почему дядя Игнаша лысый? —Женька глядит в заты­ лок извозчику. — Потому что он умный, сыночка.—Маруся сдергивает с головы косынку, обнажая стянутые в тугой узел на затылке черные блестящие волосы, и уголком косынки защипывает Женьке нос. Женьке больно, и он отворачивает щекастую мордашку и злится. Маруся снова ловит его за нос, он гундосит: — Я на коне еду, а ты пешком идешь! Женька всегда говорит правду, хоть и обещает человеку, который ему не понравится: «Дядька, я цыган, я тебя обману!» Маруся идет пешком уже одиннадцатые сутки, и еще неделю идти. Телега загруже­ на котомками и чемоданами. Мужчины, ватагами идущие за подводами, сперва угощали Женьку то калачиком, то конфеткой, и он перезнако­ мился со множеством людей и каждому сообщил, что фамилия у него Романчук, а лет —вот, три пальца, а сам он цыган, и бабка у него цы­ ганка, а папка... папку мамка зовет хохлом, а сама —русская... Скучно Женьке. Народ поустал и издержался, ничем не стал угощать. Скорей бы до папки добраться, у него золота много, а на золото что хочешь ку­ пить можно,—так мамка говорит. Только какое оно, золото, Женька не знает и отца не помнит... Надоели сухари, размоченные в сладком чае, но чем заняться? Женька совсем было решил завыть: «Ма-ам, исть хочу!», но тут на глаза ему попалась рыжая копна Ганькиных волос, и, осененный внезапным соображением, Женька спросил: — Ма-ам, а дядь Гань не лысый... Он дурак? 2 Словно усталый бурлак, вечернее солнце на золотых лямках тащит за горы светлую громаду июльского дня, и редкие тучки по небу —как следы шатких бурлачьих шагов. Гребельщик, голый по пояс седой ки­ таец Ваня, ворошит скребком песок в плоскодонном желобе бутары, помогая проточной воде размачивать комья, обмывать золотую налепку с камней... Слив бутары не слышен в шуме мутной речки. Берега ее изрыты, лишь кое-где зеленеют купы тальника, и между ними мелькают люди с тачками, кони, впряженные в таратайки, местами высятся ажур­ но сплетенные из бревен башни шахтовых копров. Здесь, под кручей длинной зеленой горы, ищут золотничники свой «фарт»,—кто «на хозяйских работах» —так по старинке еще зовут государственные шахты, а кто ковыряет артельные шурфы или снимает с песков золотые «сливки». Бутара приподнята на помосте, и сверху гребельщику хорошо ви­ ден поселок. Дома, бараки, землянки прииска Оронского беспорядочно рассеялись по отлогому ерничному взгорью —точно кинутые небрежной рукой кости китайского марджана, и «фарт» в каждом обиталище —как на тех игральных костях: уж какая цифирь выпадет... Ваня с интересом поглядывает на прииск, утирая лицо шейным платком: опять пришел •обоз... По вздрагивающим доскам-выкатам, уложенным на козлы, гонит тачку от шурфа артельный старшина Мишка Романчук. Набегает он с паровозным пыхтеньем, пружинный смолевый чуб прилип к широкому