Сибирские огни № 05 - 1972
Мунехин и положил руку на кобуру,—Сейчас сдавай деньги под рас писку! — Бегу,—усмехнулась Татьяна.—Не видишь —в мыле вся. — Так,—сказал товарищ Мунехин.—Сопротивление. Будем произ водить обыск. — Здеся раздеваться? —спросила Татьяна и потянула с себя кофту. — Не озоруй! —прикрикнул товарищ Ерохин.—Пошли в контору. — Меня свекровь из дому выгнала —гнутой ложки не дала,—го ворила по дороге в сельсовет Татьяна.—Должна я чем-то дите кор мить? — Отвод глаз,—убежденно отвечал товарищ Мунехин.—Дурней себя ищете. — Эх, Мунехин,—говорила Татьяна.—Забыл, видать, как мы вме сте к Кургузу ходили в батраки наниматься. — К Кургузу —вместе, а от Кургуза —врозь,—замечал непре клонный товарищ Мунехин. — Командуешь теперь,—говорила Татьяна.—Да ты еще в соплях путался, когда моего отца колчаки сожгли. — Шагай, шагай, перерожденка! —подгонял ее товарищ Мунехин.— Нечего отцом прикрываться! Как товарищи Мунехин и Ерохин обыскивали Татьяну Гришкину, чем стращали —этого никто не видел и не знает. Зато многие видели в тот день другое. Вдруг распахнулись двери сельсовета и наружу йыскочили красные, как кумач, Мунехин и Ерохин. Следом за ними, в одной нижней рубахе, с распущенными волосами, вымахнула Татьяна: — Стой! —весело кричала она.—Мужики! Куда ж вы! Еще не всю обыскали! Дайте я рубаху сыму! — Сдурела! —обеими руками замахал товарищ Ерохин.—Уйди в помещению! Не срамись! Мунехин ничего не говорил. Только все ширял наганом мимо кобу ры и дергал худою щекой. Денег они так и не нашли... Вечером приехал с заимки Прохор. Соседи его перевстрели и рас сказали про весь сыр-бор. — Коня матери не отдавай,—советовали многие.—Отдашь —ду рак будешь. Заворачивай прямо к деду Мосею —и шабаш. Зря вы, что ли, с Татьяной на их, чертей, столько горбили. Прохор, однако, сделал по-другому. Он бросил невыпряженного коня у ворот, далее во двор не завел, минуя деда Мосея, прошел к тет ке Манефе Огольцовой, купил у нее большую бутылку самогонки и тут же возле избы выпил из горлышка. Вокруг стояли любопытствующие —ждали, что будет дальше. Прохор посидел на бревнышках, подождал, когда самогон ударит в голову, потом поднялся и, напрягши шею, страшным голосом крикнул: — Запалю! Помолчал чуток, мотнул по-лошадиному головой и закричал еще страшнее: — Серегу убью!!. А вековух перевешаю! Сбычившийся, затяжелевший от самогона, Прохор шел вдоль де ревни, и улица была ему узкой. Со всех сторон, сигая через плетни и канавы, бежали люди —смотреть, как Прохор Гришкин будет палить родную мать. Старухи прижимали к губам платки, суеверными взгля дами провожали его пьяную спину. Впереди Прохора, поддергивая
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2