Сибирские огни № 05 - 1972

не трать характер. Лучше за туляками своими гляди — чтоб им какая моча в голову не стукнула. Надумал податься в отряд к учителю и старший сын деда Дементия Григорий. Он пришел к отцу и, уставив в угол единственный свой волчий глаз, сказал: — Дай коня. — Ты кого, туды твою в мышь, спрашиваешь? —ощерился дед Де­ ментий.—Меня или, может, вон печку? Дело в том, что Григорий никогда никого не звал по-людски: ни от­ ца, ни мать, ни жену, ни соседей. Вместо имен он обходился такими сло­ вами, как «эй», «гляди», «слухай», «держи», «цыц», «подай». С детьми родными он и вовсе не разговаривал. А если какой-нибудь из них, замеш­ кавшись, попадался отцу на дороге, Григорий молча перепоясывал его кнутовищем и брезгливо плевал в сторону. Дед Дементий никак не мог привыкнуть к этой собачьей манере сына и всякий раз обижался. — Тебя, кого еще,— покривился Григорий. — Своих полон двор,—напомнил дед. Своих коней у Григория было действительно побольше, чем у отца. Но выбирал он их не по стати, не по красоте и росту, а по какой-то од­ ному ему видимой нутряной жиле —чтобы пусть неказисты были, но тянули бы и хрипели, как хозяин,—до упаду. И в этом смысле деда Дементия, при среднем достатке державшего лучшего в деревне жереб­ ца, Григорий не одобрял. Зачем, дескать, мужику такой конь? Разве только — заложить его в санки да проехать для форсу под окнами Анплея Степановича или страстного лошадника попа Гапкина. Теперь же Григорий просил у отца коня, чтобы не ударить в грязь лицом перед сынами Анплея Степаныча и другими богатыми мужика­ ми. И даже соглашался оставить в залог двух чалых кобыл, которые славились тем, что, как верблюды, могли по трое суток обходиться без корма и выдергивали любой воз из какой хочешь грязи. Отторговав жеребца, Гришка потребовал также и берданку. — Не дам,—твердо сказал дед Дементий.— Ну тебя к черту. От­ стрелишь последний глаз — а мне грех на душу. Ты, небось, туды твою в мышь, не знаешь, с какого конца она заряжается. Вместо берданки дед Дементий выдал Григорию старый японский тесак, настолько тупой, что им, пожалуй, даже курицу зарубить было невозможно. Тем не менее дед сильно переживал, долго в ту ночь не мог заснуть, все ворочался и думал: «Заколется, сукин сын! Пустит детей по миру». К концу четвертого дня отряд сформировали. Мужики по этому случаю напились самогонки, дотемна скакали по деревне, размахивали шашками и палили из ружей. Григорию палить было не из чего, но всеобщая стрельба так его на­ калила, что он слез с коня и остервенело принялся рубить тесаком чей-то плетень. И рубил до тех пор, пока тут же, у плетня, не повалился и не заснул. В этот вечер отряд понес и первую потерю. Здоровенный хохол Ох­ рим Задняулица залез на качели, не убранные с Пасхи, и со страшной силой раскачался. — Упаду! —дурашливо кричал он.—Упаду! А потом, и правда, упал, ударился грудью о стылую землю и убился насмерть. Утром отрядники кое-как собрались, пошумели, порядили и вырабо­ тали решение: всем ехать в город, чтобы там, на месте, перевстреть Кол­ чака. План у них был такой: они, значит, внезапно захватывают станцию,