Сибирские огни № 05 - 1972
оторопели. И ждали будто, что заявится, но в душе не могли как-то по верить в подобное нахальство. — Тут, слышь-ка, недоуздок мой должон где-то быть,— буркнул Игнат. Прохор только головой молча повел: возьми, дескать. Кургуз слез на землю и подобрал недоуздок. И обратно вскарабкал ся на коня. И поехал. А Прохор с Григорием все еще стояли, распахнув рты. Вот тогда черный кобель прыгнул. Он прыгнул мимо присевшего от неожиданности Прохора, ухватил Кургузову лошадь за хвост, под самую репицу, уперся всеми четырьмя лапами и остановил ее. Дальше все происходило молча и как бы само собой. Игнат кувырк нулся с коня. Прохор — словно кто толкнул его в спину — сделал три па дающих шага и лег животом на голову Игната. Григорий подбежал и выдернул у него из рук недоуздок. Счастье Кургуза, что порол его Григорий поверх неснятых штанов. Иначе пришлось бы ему задницу по лоскуткам собирать. Потому, что Григорий остервенился и бил его до тех пор, пока у самого глаз не за мутился, пока сослепу не начал промахиваться и хлестать по Прохору. Только после этого братья отпустили Кургуза. Отпустили, продышались маленько и враз, будто их кольнуло что- то, отыскали глазами черного кобеля. Черный кобель, облитый лунным светом, неподвижно, как идол, стоял на крыше землянки и, свесив го лову, смотрел вниз, на людское копошение. И показалось вдруг братьям Гришкиным, что черный кобель насмешливо скалится. Прохор и Григо рий, не сговариваясь, кинулись запрягать измордованную кобылу. Потом всю дорогу они молчали; рассыпая табак, крутили дрожа щими руками цигарки и опасливо косились на бежавшего за телегой загадочного зверюгу. Подозрения их насчет черного кобеля не рассеялись ни на другой день, ни после. По деревне скоро побежал слух про то, как братья Гришкины отвозили Игната Кургуза. Причем непонятно было, кто его пустил. Сами братья побереглись хвастаться этим делом, Кургуз тем более помалкивал, а в Землянке знали, оказывается, всю подноготную. Называли даже место возле речки Бурлы, где будто бы спешившийся Игнат тайно замывал штаны. Уважение к Кургузу в деревне сильно пошатнулось. Бабы, при встрече, отворачивались и хихикали. Мужики делали вид, что норовят заглянуть сзади, и сочувственно чмокали губами. Осмелела даже соседка Кургуза, вдова Манефа Огольцова, до это го случая боявшаяся крутого Игната, как огня. На покрова Игнат заколол здорового кабана. Тетка Манефа, ни когда своей скотины не державшая, взяла холщовый мешок и отправи лась к соседям. Семейство Кургузов сидело за столом — вокруг сковороды с дымя щейся свежениной. — Хлеб-соль,— поздоровалась Манефа. — Едим, да свой,— ответил Кургуз, не переставая жевать. — Вот пришла,— сообщила Манефа. — Вижу, что не конная приехала,— скривился Игнат. — Свининкой-то поделишься? — тряхнула мешком Манефа. — Купить, что ли, надумала? — Зачем купить. Небось, ты и так отрубишь. Слыхал, поди, какие дела: теперь ведь у нас твое-мое, все наше. — Твое-мое!? — затрясся Игнат.— Я, значит, выкормил, а ты рот
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2