Сибирские огни № 05 - 1972

гею, например,—когда дед принимался «учить» ее за тяжелый нрав,— только и можно было отбить напоминанием про милицию. Бывало, дед войдет в азарт: в избе пыль до потолка, крик, топот, и уж, кажется, ни крестом, ни молитвой Дементия не унять. Тогда кто-нибудь из детей выглянет в окно и нарочно испуганно скажет: — Ой, тятя, кажись, к соседям милиционер приехал! Вроде его ло­ шадь стоит. Дед бледнел, глаза его суеверно округлялись, и весь он становился слабый и послушный, как после тяжелой болезни. Обыкновенно он лез в такие моменты на печь и с головой закрывался тулупом. И еще одно дело — временами на деда Дементия находило. Это уж с ним началось ближе к старости. Допустим, ночью на заимке выйдет он до ветру, присядет в полынях и задумается. А тут потянет легкий ветерок, полыни зашумят — и покажется деду, что попал он в дремучий лес. Вскочит он, штаны в горсть зажмет — и бегом к землянке. А навстречу ему, из тумана,—вдруг конный с палкой в руках. Бывало, дед, всклоко­ ченный, очертеневший, так и проблукает всю ночь кругом землянки, про- аукает. И только на свету разберет, что никакого леса рядом нет, одни полыни, и конного нет, а просто стоит телега с задранной вверх и под­ пертой дугой оглоблей. Сам же он вчера для чего-то ее и подпер, ста­ рый дурак. Про жену деда Дементия, бабку Пелагею, рассказ будет короче. Такая это была отрава, что много говорить о ней язык не поворачивает­ ся. Даже снаружи на бабку смотреть не хотелось, хотелось скорей за­ жмуриться. Была Пелагея костлявая, крючконосая, по-цыгански черная и злющая, как цепная собака. — Ведьма! —не раз говорил дед Дементий.—Не сдохнешь ты, ведьма, не дашь мне спокойно с детями пожить! И еще другое говорил дед с обидою: — Ведь я на тебе, туды твою мышь, не женился. Шапка моя на тебе женилась. Когда-то, на самом деле, так и было. Дементий не хотел брать Пе­ лагею. Ни боем, ни уговорами его не могли заставить ехать к ней. Тог­ да сваты поехали одни, а вместо жениха взяли шапку его. За шапку и сосватали. Все же —забегая далеко вперед, скажем —дед с бабкой прожили рядом почти всю жизнь, народили и вырастили восьмерых детей, не считая еще двоих, умерших в младенчестве. Сыновей у них было трое. Первенец, Григорий, в детстве шибко болел оспой-ветрянкой. Ва­ лялся он много дней в беспамятстве, весь обметанный, и глаз не мог расцепить. Пелагея выла над ним, боялась, что умрет. —- Деточка ты моя родная! — причитала она,—Закрылись твои глазыньки! Ой, да не видишь ты свету белого! —А потом взяла, темная баба, и разлепила ему пальцами левый глаз —пусть, мол, хоть одним проглянет. С тех пор Григорий окривел. И то ли из-за этого изъяна, то ли уж такой характер удался, но вырос Григорий парнем угрюмым и лютым. А потом, когда мужиком стал, к лютости этой прибавилась у него волчья хозяйская хватка. Григорий скоро сообразил, что грести надо к себе, а не от себя, отделился от отца и, зажив своим домом, за несколько лет пре­ вратился в настоящего кулака. Правда, надорвался сам, заморил и затю кал ребятишек, а жену, Ольгу, согнул в колесо, старуху из нее сделал С родней Григорий не якшался, в праздники не гулял, ходил зиму и лето в одном и том же рваном картузе и задубевшей черной косоворотке. 5 Сибирские огни .V* 5 65