Сибирские огни № 05 - 1972

Нравилось, Мак, бтыскивая крупу ЛИ, печенье ли, Клавдйя певуче спра­ шивала сама себя: — Это где у меня тот яшшечек? А тот мешечек где?.. Теперь Ганька знал, за что Клавдию прозвали Яшшечек-Мешечек. Но ему суждено было узнать и кое-что менее приятное. Ночью кто-то негромко забарабанил в дверь. — Клаш, открой! — Я тедам Клашу! —рыкнул Ганька зверем, а сам уполз под одея­ ло и стал укорять Клавдию в неверности. — Ты давно ли на Алдане? —рассердилась обычно флегматичная официантка,—До тебя люди жили здесь. Раз достойная, вот и ходи­ ли.—Клавдия отвернулась к стене.—А то давай, убирайся. Будет еще меня допрашивать! Не милиция тут тебе, и нечего... Подавив ревность, Ганька смолчал. Возвращаться в общежитие не хотелось до смерти. Не прошло и чара, как снова Ганька оторвал голову от подушки: опять кто-то застучал в дверь, кашляя, и привычно позвал: — Клава, отвори-ка... Бутылочку распить, а то промерз. Ганька обмер, леденея. Стук повторился —требовательный, гром­ кий,—и голос Михаила Романчука —Ганька не усомнился в этом ни на секунду! —голос Михаила опять позвал: — Проснись, Клава, слышь?! Клавдия молчала. Ганька насмелился спросить: — Мишка, ты это? — Может, Мишка, может, Микишка.—Захохотав, гость удалился по коридору с тяжелым топотом. ...Несколько дней Ганька крепился, но потом не выдержал и все рассказал Марусе до начала уроков в ликбезе; предупредил настрого: — Ты Мишке —ни-ни! Может, и не он был. А похоже! От Клашки я не добился. А похоже... Да он, Мишка, чего там... Маруся сразу же хотела убежать домой, но силы оставили ее, и урок начался. Белокурая учительница Дербенева листает классный журнал, раздумчиво касаясь пальцем красивых губ. Охваченная жаром, Маруся теребит на груди брошку, потом в волнении тискает руку Любы Лампе, и Люба заглядывает ей в лицо, придвигается теснее боком и шепчет: — Не бойся, подскажу. И платье себе сшила Маруся, как у Любы,—серое с глухим вер­ хом, и постриглась коротко, по-Любиному, только сейчас это кажется не­ лепым маскарадом. Поверила! Поверила, что сможет, как Люба, хоро­ шо учиться и человеком стать... Вот, затмило разум —и ничего на свете больше не надо... Своим смятеньем Маруся словно напомнила о себе учительнице, и когда услышала свое имя, то сердце на миг остановилось, а потом за­ билось осторожно, точно с оглядкой... — Романчук,—учительница вышла из-за стола и прохаживается перед классом.—Начнем повторение с простого. Скажите, что такое история? Маруся потупилась. Десятки пар глаз уставились на нее —насмеш­ ливые, жалостные, веселые, безразличные, озорные... Люба шепчет что- то о поступательном движении... Маруся разревелась бы, упала бы на стол. Ноги подкашиваются. Но одеревеневшим языком она произносит, не поднимая глаз: — История... История... это... это... которое... поступательно. Учительница улыбнулась: — Ну, разберемся. Татаро-монгольское иго отбросило развитие Рос-