Сибирские огни № 05 - 1972
Здесь в каждой вспышке папиросы, Когда затяжка глубока, Дрожали жгучие вопросы, Перестоявшие века. Но с развитием стихотворения ирония уходит, и «подоконник» утверждается как критерий искренности, чистоты, смелости: Здесь дурака без оговорок Именовали дураком. Й каждый правды был сторонник, Ни лжи, ни лести не любя... Высокий, жесткий подоконник, Не дай мне бог забыть тебя! В свободном владении и публицистикой, и лирикой в их раздельном звучании и в слитности И. Фоняков близок к Евтушенко, тем более, что и цель у них почти одинако ва: поэтическое исследование своего поколе ния, создание портрета сверстника в его раз витии и созревании. Фоняков принял неко торые черты поэтики Евтушенко: и рифму, и ультрасовременные подробности бытия, используемые как средства поэтической вы разительности. Он тоже часто предпочита ет тропам тонко наблюденные реалии: Мы надеваем синие береты, Тугие куртки в молниях косых. Мы покупаем дальние билеты Из рук меланхолических кассирш. Мы пиво пьем из кружек толстогубых, Щепоткой соль пристроив на краю. Мы ищем слов обыденных и грубых, Чтоб нежность людям высказать свою. Он тоже любит бытовой вульгаризм столкнуть с понятием глобальным, отчего, например, заурядная пощечина вдруг пред ставляется актом общественной справедли вости: И крановщик Серегин Венька Однажды вечером в лесу От поколения и века По морде смазал подлецу. Поэтика Фонякова —это довольно слож ный сплав. Он любит сравнения, основанные не на образных, а на смысловых ассоциа циях: «стар, как вечность, молод, как мину та», Варшава — «город за окном, восстанов ленный, как справедливость». Поэт умеет находить впечатляющие пуб лицистические формулы, когда сопоставле ние таких расхожих понятий, как «по серд цу», «по плечу», дает обновленный сплав, выражая важную черту целого поколения, всего народа: «И пусть не все на свете нам по сердцу, но все, в конечном счете, по плечу». Он владеет интонационным богатством и острым художническим мышлением и взгля дом. Он тонко замечает и детали — «ложи лась на гранитные ступени моя, в гармош ку сложенная, тень», и улавливает картину общего движения: Ах, эта детская смущенность Барахтающихся на снегу! Ах, эта дерзкая смещенность Теней и красок на бегу! Стремительный бег на лыжах восприни мается нами именно через эту «смещен ность», через «смазанность» зрительного впе чатления, которое характерно для бегущего человека. Внутреннее видение придает значитель ность трансформируемым внешним впечат лениям: Вверху шептанье, шелестенье, Вокруг тебя — стволы толпой, И по лицу — все тени, тени, Как руки матери слепой. Фоняков способен лирически восприни мать понятия отвлеченные, ухваченные вна чале только разумом, а потом сложно пре образуемые в эмоции. В стихотворении «Книжный .магазин «Кругозор» в Дивногор- ске» поэт высекает искру поэзии из общеиз вестного экономического факта: в СССР продажная цена книг чрезвычайно низка, что, надо сказать, поражает всех иностран цев. Поэт вспоминает, как у нас бывало вся кое, в трудные годы «лезла вверх на хлеб цена», но — Вовек на том, что для души (Закон да будет в силе!), Не тщилась выгадать гроши Советская Россия. Бывало, знаньем и стихом В убыток торговала, Но при балансе неплохом В итоге все ж бывала. Но подчас, когда требуется непосредст венность сопереживания, мгновенная искра от чужой души к душе поэта, лирика Фоня кова становится прохладной, находит лишь внешнее выражение: О милом девушка тоскует — Глядит, печалясь, на закат. И мнится ей: звучит, нестроен, Мечей и копий лязг и хруст, И мнится ей, что юный воин Лежит лицом в ракитов куст. Способность преобразовывать в эмоции явления, воспринятые вначале лишь разу мом, порой как бы реализуется не до конца, останавливается на первом этапе рациональ ного восприятия. Таковы стихи о самом пер вом человеке, о самом первом поэте, о са мом первом живописце. При всей внешней их живописности, все равно видна задан- ность, сконструированность, к тому же недо стает напряжения мысли, которое, впрочем, без эмоции и невозможно в поэзии. Однако И. Фоняков упорно испытывает себя на «рациональной» поэзии. Он даже продекларировал это в цикле 1970 года «Ма ленький дорожный блокнот»: Блокнота малого размер И карандаш плохой Продиктовали мне размер И ритм чуть-чуть сухой... ....................................................................................* » * • И чем резоны хуже те Иных каких-нибудь? Если его сверстники А. Романов и А. Кухно, в общем, как будто удовлетворе ны освоенным ими поэтическим комплексом,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2