Сибирские огни № 05 - 1972
Священнодействуют старатели, сидя на корточках, притихли, будто внове им видать золото; магнитом вытягивают из него железистые шли хи—черный песок, и Женьке дали поводить тяжелым магнитом; отдули пыль, теперь взвешивают золото, подкладывая вместо разновесок медя ки и спички. А тот голос, что звал Марусю, один оправдывается за всех: — Летом редко банимся, некогда стираться в сезон, а женщин, что бы нанять,—нету. Ну, кинешь рубашку в муравейник, мураши до пос ледней гнидочки вытащат. А постирушка —ключик: на ночку привя жешь к коряге рубашку ли, порты ли,—отполбщет на все сто. Из медной чашечки весов ссыпают золото на белый платок, пост ланный на земле, и Женька подставляет ладошки под золотую струйку, а потом с восторженным верещаньем бежит к матери. Ганька, оторвав от золота завороженный взгляд, метнул его вслед мальчишке: на заля панных конфетами липких ладошках Женька унес золотые песчинки. Следом за Женькой к столу потянулись старатели, стали рассажи ваться, потирая руки. Михаил, весело взглядывая на жену, принялся распечатывать одну за другой бутылки. Маруся, помогая Ване разно сить миски с супом, укоризненно покачала головой: — Все бы пили, мужики... — А у нас, Машенька, одна сова не пьет: днем вывески не видит, а ночью лавка закрыта... — Кличьте Ваню, пущай свою кружку подымет за гостеньков, а то уж солнце на закате —ровно самородок на лопате. Когда повар, наконец, присел в конце стола, он поманил Женьку и стал показывать фокус: цап палочками длинную тонкую лапшину —и давай со свистом втягивать ее целиком в рот. •— Тебе така хочу учиза? —спрашивает Ваня. — Хочу.—Женька готовно вытягивает губы. 3 Вот и осень подходит. На гольцах прибавилось снегу. Холодеет го лубая высь над светлым и тихим облетающим лесом. Лиственницы осы пают желтую хвою в грустную воду присмиревших ключиков, в камени стые ямины, полные талой вечномерзлотной воды. Солнце стремит тепло навстречу северу, но призрак зимы уж витает над покорной тайгою, и под каждым жухлым листом —тень-холодинка. Слепые тропы раство ряются в пышных мшаниках, усеянных клюквой, в низкой поросли дур манно пахнущего болотного багульника, который вяжет ноги. Маруся оставила Женьку у бутары, настрого наказала артельщикам пригляды вать за мальчонкой: «Для вас ведь стараюсь, мужики»,—и теперь идет вверх отлого восходящим нагорьем, завеянным ерниками, и кажется ей, что там, дальше,—то ли край земли совсем, то ли море лежит. А там и есть море! Матово-синими разливами, поляна за поляной —голубичник, без конца и края... Ягода выдалась здесь, на высоте, позднеспелая, а лист рано пожелтел и уже опал —бери чистенькую, подслащенную пер выми утренниками, готовую без проку осыпаться... Вот она, воплощенная мечта об изобилии, где все твое, где, взяв сколько угодно, ты не ущер бишь никого, где хочется кричать: «Люди, почему вы не идете? Сколько добра пропадает, под снег ведь все уйдет!» Но люди не идут, и Маруся сама хочет принести им хоть кроху от этого несметного богатства, и жадные на работу крестьянские руки все просят: давай, еще давай... Уж и грибов на всю артель Маруся насолила и насушила, и варенья нава рила, а все не остановится... И как остановиться, когда грибы сами
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2